Мыши затаились, и песцы бросили охоту, побежали к опушке леса. Пересекли березняк, добрались до больших деревьев.
Это были старые ёлки.
На их макушках гроздьями висели зрелые медные шишки. У подножия, куда не навалило ещё снегу, ярко зеленел мох, а толстые стволы облеплены были серыми звёздами лишайника.
Морозной смолой пахли подошвы деревьев, стволы опасно уходили вверх, сплетались там ветвями и вливались в небо высоко над головой.
Вдруг сверху послышался тревожный и сильный стук. В красном грозовом шлеме на осине сидел чёрный дятел, долбил дупло. Заметив песцов, он крикнул пронзительно, расставил в воздухе бесшумные крылья, нырнул в еловый сумрак.
На крик его прилетела сорока.
«Страх-страх!» — сварливо закричала она.
Наполеон тявкнул в ответ, угрожающе взмахнул когтистой лапой.
Но сороку это только раззадорило. С дерева на дерево перелетала она над песцами и кричала на весь лес: дескать, вот они, беглецы со зверофермы, лови их, держи!
Под крик сороки песцы выскочили на вырубку, заваленную ломаными берёзками, выкорчеванными пнями. Здесь, под кучей еловых веток, спал заяц-беляк. Он гулял-жировал всю ночь и спал теперь крепко и спокойно.
Шорох снега и сорочий крик разбудили его. Длинноухий, с выпученными глазами, он с треском выскочил из-под земли у самых ног Наполеона и пошёл сигать по вырубке, перепрыгивая пеньки.
Песцы замерли от ужаса, а потом дунули в другую сторону.
Сорока растерялась. Не могла сообразить, что теперь делать, за кем лететь, над кем трещать. Она раздражённо уселась на ветку козьей ивы, закрутила зелёной головой. Настроение у неё совсем испортилось.
Неподалёку, под ёлками, вдруг зашуршал снег, послышалось сопение, и на вырубку выбежал гончий Давило. Он равнодушно глянул на сороку, добежал до заячьего следа и тут оживился. Фыркнул вправо, влево, а после засунул нос свой, похожий чем-то на кошелёк, прямо под кучу еловых веток.
Задрожал от радости собачий хвост, и вылетели песцы из гончей горячей головы.
Давило рявкнул басом и побежал по новому следу, с удовольствием вдыхая сладкий заячий запах.
Загремел голос Давилы под сводами ёлок — звонкой цепью потянулся по лесу, отмечая путь зайца. Недалеко протянулась цепь, дошла до опушки, заглохла на минутку, и тут на конце её, как двойной колокол, ударил гром.
Сорока слетела с козьей ивы и низом-низом, незаметно, быстро и неторопливо скрылась из глаз.
— Что такое? Что ещё такое?! Кто стрелял?
Близкий, неожиданный выстрел ошеломил директора Некрасова, пыжиковая шапка вздрогнула на голове.
Директор стоял на опушке леса в высоких сапогах-броднях, а на руках его были дворницкие рукавицы — хватать в случае чего песцов. Выстрела директор никак не ожидал. Наполеон нужен был живым.
— Кто стрелял?! Кто стрелял, я вас спрашиваю?! — грозно повторил директор.
— Ясно кто, — угрюмо ответил бригадир Филин, который шевелился неподалёку в кустах, стараясь замаскироваться. — Обормот Ноздрачёв.
Из лесу выскочил Давило. Он был радостно возбуждён, шоколадные глаза его налились кровью.
— Ноздрачёв! — сурово крикнул директор. — Это ты стрелял?
— Да я тут косого зашиб, — послышался низкий, идущий из самой глубины души голос.
Скоро и сам Ноздрачёв вывалился на опушку. От него валил азартный охотничий пар. Заяц, который всю ночь гулял-жировал, болтался теперь у пояса. За три шага пахло от Ноздрачёва кислым бездымным порохом «Фазан».
— Токо выхожу на просек, — возбуждённо стал объяснять Ноздрачёв, — косой чешет. Я ррраз через осинки…
— Где песцы?
— Песцы-то? — растерялся охотник. — Наверно, круги делают.
Директор Некрасов всего секунду глядел на охотника Фрола Ноздрачёва, но и за эту секунду взглядом успел многое сказать. Оправивши шапку, директор повернулся к охотнику спиной и направился обратно на звероферму. За ним поспешил бригадир.
— Погоди, погоди, — вслед ему сказал Ноздрачёв. — Не волнуйся. Сейчас догоним. Я тут всё кругом знаю, не уйдут.
Звероводы даже не обернулись. По снежному полю уходили они от охотника, и вместе с ними уходила премия.
Тут вспыхнул охотник Фрол Ноздрачёв, и по лицу его пошли багровые полосы, похожие на северное сияние. Вспышки сияния никто, правда, не видел, зато услыхали директор и бригадир, как ругается охотник им вслед пустыми словами.
Отругавшись, охотник потоптался на месте и пошёл потихоньку туда, куда вёл его собственный характер.
— Не волнуйтесь, Пётр Ерофеич, — говорил тем временем Филин, догоняя директора. — Побегают, жрать захотят — через недельку сами вернутся.
— Да за недельку они от голода помрут, — недовольно сказал директор. — А если кто-нибудь прихлопнет Наполеона? Что тогда?
— Вот это вопрос! — подтвердил Филин. — Что же делать?
Директор закурил, напускал дыму в темнеющее постное небо.
— Надо попробовать Маркиза, — сказал он.
Серый денёк ещё посерел, сгустились на небе облака, предвечерний ветер погнал их на юг.
К вечеру оказались беглецы в глухом овраге, на дне которого медленно замерзал чёрный ручеёк. По оврагу, по оврагу, вверх по ручью добежали они до лесного холма-вереи.