Свет Преображения. Записки провинциального священника

Я долго говорил о том, что храмы являются генераторами божественной энергии и молитвенной энергии людей, рассказывал о литургии, о ее вселенском, космическом значении, объяснял взаимосвязь образа и первообраза, без чего невозможно понять смысл православных икон, являющихся как бы окнами в трансцендентный мир Божественного бытия, пытался раскрыть богословское понимание красоты. В самом деле, говорил я, благолепие храма не в роскоши его убранства, а в соразмерности частей, отражающей красоту божественного домостроительства, красоту, которая так поразила наших предков, впервые оказавшихся в византийском храме, и определила исторический выбор России.

Я видел, что для этих людей, укрывшихся от мира в подземелье, одетых в уродливые одеяния из мешковины, мои слова звучали как откровение. Ничего подобного они раньше не слышали. И если вначале члены «братства Святого Духа» сидели, низко опустив головы, надвинув на глаза капюшоны, то теперь они с нескрываемым любопытством смотрели на меня. Такая реакция не могла не вызвать у Владислава Ефимовича неудовольствие, которое он тщетно пытался скрыть. Решив сменить тему беседы, он заговорил о том, что есть красота внешняя, тленная, ведущая к соблазну и погибели, но есть и внутренняя, богооткровенная красота, не зримая телесными очами. Та красота, о которой говорил я, якобы есть красота язычников, и только с момента Пятидесятницы, когда Святой Дух сошел на апостолов и начался новый зон (цикл творения), людям открылась истинная красота, узреть которую дано лишь совершенным.

В ответ мне пришлось сказать, что сошествие Святого Духа на апостолов действительно явилось великим событием, и тем не менее, если говорить о новом зоне, начинать его нужно не с Пятидесятницы, а с боговоплощения. Нет ничего опаснее отказа от христоцентризма, противопоставления Святого Духа Христу, разрыва умонепостигаемого единства Святой Троицы. Я стал приводить примеры из истории, рассказывать о средневековых ересях богомилов, катаров, беггардов, саккатов.

– Ничего нет нового на этой грешной земле, – говорил я. – Все уже было. Беггарды, например, так же как и вы, называли себя братьями Святого Духа. И богомилы, и катары, и беггарды, а еще ранее мессалиане видели высшую цель в стяжании Его благодати. Богомилы внешне были близки исихастам и знали умную молитву, которой, по их представлениям, и должны были заниматься совершенные. Они избегали богослужений в храмах, проповедовали в уединенных местах. Если человек, достигший совершенства, получал благодать Святого Духа, то он, как полагали еретики, мог после этого делать все что захочет, и это не считалось грехом и преступлением, ведь действовал уже как бы не он, а вселившийся в него Дух.

Мессалиане утверждали, что «совершенные» могут предаваться обжорству и низменным страстям, так как они стоят выше всего этого и свободны от греха. Беггарды заявляли, что для человека, оказавшегося в бездне Божества, исчезает различие между ним и Богом. Он становится безгрешным и достигает высшей духовной свободы. В этом состоянии для него нет надобности не только в трудах, посте и воздержании, но даже в молитве.

Все эти еретические секты отвергали церковную и социальную иерархию, для них не существовало ни общепризнанных нравственных норм, ни государственных законов. Они сами присваивали звания священников и диаконов и учили, не имея епископского рукоположения.

Беггарды проповедовали, что не следует повиноваться ни епископу, ни папе в чем-либо противном совести, заявляя, что они Святым Духом освобождены от повиновения Церкви и не связаны ни канонами, ни запрещениями, как совершенные и святые. Одежда их походила на монашескую. Бродили беггарды гуськом, по два и по три, подобно журавлям, так что всегда одни предшествовали, а другие следовали по одной линии. Подарками и лестью они завлекали к себе детей. Среди них много было мужчин, оставивших свои семьи, монахов, не захотевших подчиняться монастырской дисциплине, развратниц, воров и убийц. Некоторые беггарды молились нагими. Проповедуя общность имущества, то бишь социализм, они одобряли воровство. Их взгляды на брак и семью тоже весьма своеобразны. Так же, как и некоторые революционеры у нас, они недалеки были от идеи обобществления жен. Чешские беггарды-адамиты считали супружество грехом и отдавали предпочтение свободным половым связям.

К богомилам и беггардам примыкали итальянские саккаты, то есть «одетые в мешки». Я не уверен, что их одеяние полностью совпадало с вашим, но сходство, вероятно, есть. Кстати говоря, они тоже ходили босиком, но в Италии в этом отношении полегче.

Не хотел бы упустить одну немаловажную деталь: беггарды делили время на три эпохи, или зона: Отца, Сына и Святого Духа. Таким образом, Новый Завет, так же как и Ветхий, оказывался для них пройденным этапом и утрачивал силу в свободе Духа.