Священный Цветок. Суд фараонов

– Хорошо, – сказал я, – можешь идти со мною. Но ты должен поклясться духом моего отца, что за все путешествие не прикоснешься к спиртным напиткам.

– Клянусь духом его! – воскликнул он и, бросившись на колени, взял мою руку и поцеловал ее. Потом поднялся и сказал деловым тоном: – Я буду благодарить бааса, если он даст мне два одеяла и пять шиллингов, чтобы купить табаку и новый нож. Где ружья, баас? Их надо вычистить. Пусть баас возьмет с собою маленькое ружье Интомби, то самое ружье, из которого он стрелял по коршунам на Холме Убийства, то самое ружье, из которого он стрелял по гусям в Гусиной Лощине, когда я заряжал для него, и он вышел победителем в состязаниях с буром, которого Дингаан называл «двуликим».

– Хорошо, – сказал я, – вот тебе пять шиллингов. Кроме того, ты получишь два одеяла, новое ружье и все необходимое. Ружья ты найдешь в маленькой задней комнате. Там же стоят ружья другого бааса, который теперь тоже будет твоим господином. Пойди, посмотри на них.

Наконец все было готово. Ящики с ружьями, боевым снаряжением, лекарствами, вещами для подарков и съестными припасами были перевезены на борт «Марии». Туда же были перевезены четыре осла, которых я купил в надежде, что они пригодятся для верховой езды или как вьючные животные. Следует заметить, что только для человека и осла не опасны ядовитые укусы мухи цеце, если, конечно, не считать диких животных.

Мы проводили последнюю ночь в Дурбане (было полнолуние в конце марта), так как португалец Дельгадо заявил о своем намерении отплыть на следующий день. Стивен и я сидели на крыльце, курили и разговаривали.

– Странно, что брата Джона до сих пор нет, – сказал я. – Я знаю, что он хотел устроить эту экспедицию не только из-за орхидеи, но, кроме того, по какой-то другой причине, о которой он не хотел говорить. Мне кажется, что старика уже нет в живых.

– Весьма возможно, – ответил Стивен, – всякий человек, оставшийся один среди дикарей, легко может погибнуть. Но постойте. Что это такое? – он указал на кусты гардении, растущие около дома. Оттуда слышался шорох.

– Собака или, быть может, Ханс. Он забирается повсюду вблизи тех мест, где бываю я. Ханс, это ты?

Из-за куста гардении показалась чья-то фигура.

– Да, это я, баас.

– Что ты там делаешь, Ханс?

– То же, что и собака, баас, – охраняю своего господина.

– Прекрасно, – ответил я. Тут мне пришла в голову одна мысль. – Ханс, – сказал я, – не слышал ли ты о белом баасе с длинной бородой, которого кафры называют Догита?

– Я слышал о нем и видел его несколько лун тому назад, когда он проходил через Пайнтаун. Кафр, который был с ним, сказал мне, что Догита направляется куда-то через Дракенсберг искать маленьких животных, которые ползают и летают. Но ведь он совсем сумасшедший, баас.

– Хорошо. А где он теперь, Ханс? Он должен был быть здесь, чтобы отправиться вместе с нами.

– Разве я дух, чтобы суметь сказать баасу, куда ушел белый человек? Но вот что: Мавово может сказать это. Как раз сегодня вечером его змея-прорицательница вошла в него. Он гадает там за домом. Я видел, как он составлял круг.

Я перевел Стивену слова Ханса (последний говорил по-голландски) и спросил его, не желает ли он посмотреть на кафрское гадание.

– Охотно, – ответил он, – но ведь все это вздор, не правда ли?

– Конечно, это так или, по крайней мере, многие это утверждают, – уклончиво ответил я. – Однако эти люди иногда говорят необыкновенные вещи.

Потом под предводительством Ханса мы тихо обошли вокруг дома и остановились у стены футов в пять высотой, примыкавшей к задней части конюшни. За этой стеной, среди нескольких хижин, в которых жили мои кафры, было открытое место с подобием очага, где они готовили себе пищу. Здесь, лицом к нам, сидел Мавово, а вокруг него все охотники, которые должны были сопровождать нас. Кроме них, тут были хромой гриква Джек и двое домашних слуг. Перед Мавово горело несколько маленьких костров. Я сосчитал их. Их было четырнадцать – точное число наших охотников плюс мы.

Один из охотников подбрасывал в эти костры маленькие кусочки щепок и сухую траву, чтобы они горели ярко. Остальные молча сидели вокруг и благоговейно смотрели на это. Сам Мавово имел вид человека, погруженного в сон, и сидел на корточках, склонив почти на самые колени свою огромную голову. Он был опоясан змеиной кожей; на шее у него висело украшение, которое, по-видимому, было cделано из человеческих зубов.

Справа от него лежала куча перьев из крыльев коршуна, а слева – маленькая кучка серебряных монет (я полагаю, плата охотников, которым он гадал).

Мы смотрели на него из-за прикрытия – каменной стены. Вдруг он пробудился от своего сна. Сперва он что-то пробормотал, потом посмотрел на луну и прочел, очевидно, молитву, слов которой я не мог разобрать. Потом трижды конвульсивно вздрогнул и воскликнул внятным голосом:

– Моя змея пришла. Она во мне. Теперь я могу видеть!