Сыграем во вражду

Я сглотнул, соображая, что Вик, должно быть, сбежал отсюда в ещё весьма возбуждённом состоянии. Ему-то сегодня ничего не досталось кроме парочки поцелуев. Ну да, а ещё готовки, кучи грязной посуды и больного меня. И-де-аль-но!

Тихонько выругавшись, вновь поднялся с кровати и кое-как побрёл в коридор. Сперва хотел просто прикрыть дверь, но когда уже практически повернул замок, услышал тихий шелест голосов, доносящийся из подъезда. Любопытство и надежда взяли верх, потому я надел тапочки и осторожно выскользнул в коридор, спустился на один пролёт, а потом, подойдя к перилам, слегка подался вперёд, чтобы увидеть, кто и где разговаривал. И как раз успел заметить рукав яркой куртки Вика, мелькнувший на этаж ниже.

Щёлкнул замок, закрываясь, и тяжёлая металлическая дверь, облагороженная наклейкой с цветочным узором, отрезала меня от скрывшегося в чужой квартире Самойлова. От шока едва не отпустил перила и не кувыркнулся вниз головой, но смог удержаться и в итоге лишь осел на пол, глядя в никуда. Лишь несколько минут промедления отделяло нас с Виком. Несколько минут и самая грёбаная дверь с цветочками.

Салищева!

Рыкнув, я вскочил, и кинулся вниз, чтобы разнести к чёртовой матушке дверь мерзкой соседки. И плевать, что всего пару секунд назад ноги всё ещё подкашивались – теперь меня несла ярость, дававшая силы и смелость.

"Нужно прекращать", – разнёсся в голове собственный тихий голос, когда кулак уже был занесён для удара.

Я сглотнул, отступая. Затопивший сознание гнев испарился так же быстро, как и захватил свою жертву. Вместо него тело сковал дикий холод, словно бы идущий изнутри. Руки дрожали, ноги подкашивались, губы пересохли, а в висках стучала кровь. Ярости не было места в моей душе. Не сейчас, не сегодня, не для этого человека.

Потому что я сам же отправил Самойлова к ней…

Ну что, Корнеев, получил то, что хотел? Всё закончилось, больше нет пресловутой химии, захватывающей вас с головой. Больше нет улыбок и взглядов, полных нежности. Теперь ты доволен? Больше. Ничего. Нет.

Я старался дышать глубоко, но получалось лишь коротко и рвано. Дверь множилась перед глазами, кровь продолжала бешено долбиться в висках. Отвернуться ещё кое-как удалось, а вот шаги давались с трудом. Один, второй… осторожно и медленно, вцепившись в занозящие руки перила. Вверх по ступеням, считая каждый шаг. Их получилось шестьдесят три – на два этажа и площадки. А вот ударов сердца было куда больше. Бедное, казалось бы, не желало успокаиваться, оставшись где-то там, внизу, рядом со злополучной дверью.

Закрывшись в собственной квартире, я смог сделать лишь парочку шагов, а потом сел на пол, поджимая колени к груди, словно маленький мальчик. Самойлов бы смеялся, увидев такую картину: обессиленный враг, будто пятилетка, сидит в коридоре под дверью и весь дрожит. Да, наверное, смеялся бы, хотя…

Я прикрыл глаза, вспоминая сегодняшний день. Взволнованное лицо Вика, его улыбка, тихий смех, а после – поцелуи-укусы, пальцы, до боли сжимающие подбородок, обвинительный взгляд… Нет, он не стал бы смеяться. Теперь бы не стал. Вик бы, скорее, просто присел рядом, откинувшись на стену. Пожалел бы? Обнял?

Почему-то представился короткий поцелуй в висок и горячие руки на плечах, притягивающие ближе к сильному телу. И вкус чужих губ на губах…

В который раз сглотнув, я прикрыл глаза, стараясь успокоиться. Корнеев, ты мужик или нет? Что за глупости? Ты же хотел заставить себя прекратить.

Необоснованная нежность и теплота Вика пугали, не было смысла врагам вести себя так трепетно по отношению друг к другу. Вот зачем он пришёл сегодня, зачем пытался ухаживать и помогать? Враги так не поступают. Так поступают друзья.

Или любимые.

Вновь вспомнились слова Самойлова, странные заявления про любовь, но я с трудом выкинул их из головы, вызывая в памяти другие кадры. К примеру, рукав куртки, скрывшийся за дверью Аксиньи. Возбуждённый парень встретил в подъезде красивую и доступную девушку, почему бы им не попробовать помочь друг другу? Они красиво смотрятся вместе.

Вставшая перед внутренним взором картина Вика и соседки, их тел, переплетённых на светлых простынях. Хрупкие ладошки девушки гладят широкую спину, коготки царапают смуглую кожу, ноги обхватывают парня за талию, крепче прижимая к…

Я застонал, прикусывая губу. Картина оказалась такой живой и детальной, что в горле встал ком. Наверное, то сейчас и происходит в квартире двумя этажами ниже, а виной всему я сам. Но ведь желание исполнилось, теперь мы точно перестанем зависеть от порождаемой враждой страсти. Я того хотел.

Значит, нужно привыкать. Самойлов теперь живёт своей жизнью, а я – своей. Больше мы не пойдём на поводу химии. Да и эти разрывающие душу видения Вика в чужой постели – не ревность, нет, а просто остаточное явление. Просто нас ещё не отпустило, надо переждать немного. Тогда всё встанет на свои места: мне не нужен будет Самойлов, а ему – я.

И этот холод, охвативший с головой, всего лишь следствие болезни. А душа и должна так болеть, когда ты пытаешься оторваться от дозы.

Химия. Доза. Наркотик. Ничего более.