Тайная жизнь мозга. Как наш мозг думает, чувствует и принимает решения

Эта смелая теория предполагает, что у младенцев гораздо более изощренное мышление, чем принято считать, и что оно включает представление о взаимодействии людей и вещей. Но как определить уровень мышления у младенца, который еще не умеет говорить? Решение Гергели было простым и элегантным. Представьте аналогичную ситуацию в повседневной жизни. Человек входит в дом с кучей сумок в руках и открывает дверь, нажимая локтем на дверную ручку. Мы прекрасно знаем, что дверные ручки не предназначены для открывания локтями и человек поступает так лишь потому, что у него нет выбора. Что, если воспроизвести эту идею в эксперименте Мельцова? В комнату входит тот же актер, нагруженный сумками, и нажимает кнопку головой. Если младенец лишь подражает актеру, то он сделает то же самое. С другой стороны, если он способен мыслить логически, то поймет, что актер нажал кнопку головой, потому что его руки были заняты. Следовательно, чтобы получить звук фанфар и красочные огоньки, ребенку достаточно нажать на кнопку любой частью своего тела.

Они провели эксперимент. Младенцу показали, как актер, нагруженный пакетами из магазинов, нажимает кнопку головой. Потом ребенок уселся на коленях матери и нажал кнопку руками. Это был тот самый младенец, который нажимал кнопку головой, когда увидел, как это делает актер со свободными руками.

Годовалые малыши строят теории об устройстве вещей на основе своих наблюдений. Среди этих наблюдений есть восприятие точки зрения других людей, оценка того, как много они знают, что они могут или не могут делать. Иными словами, научный анализ.

Хороший, плохой, злой [14]

Мы начнем этот раздел с аргументов эмпириков о том, что любое логическое и абстрактное мышление начинается после усвоения основ языка. Тем не менее мы убедились: даже новорожденные формируют сложные абстрактные понятия и у них есть представление о математике и некоторое понимание языка. В возрасте нескольких месяцев они уже демонстрируют изощренное логическое мышление. Теперь мы увидим, что маленькие дети, еще не умея говорить, формируют нравственные представления – пожалуй, один из столпов человеческого взаимодействия.

Представления младенцев о хорошем и дурном, справедливости и собственности, преступлении и наказании в целом сформированы, но не могут быть связно выражены из-за незрелости их лобной и префронтальной коры (пресловутой «диспетчерской вышки»). Подобно числовым и лингвистическим понятиям, багаж нравственных представлений младенца замаскирован его неспособностью выразить свое знание.

Один из простейших и самых поразительных научных экспериментов, демонстрирующих нравственные суждения младенцев, был проведен Карен Уинн с помощью деревянного кукольного театра с тремя персонажами: треугольником, квадратом и кругом. В ходе эксперимента треугольник поднимается на холм. Время от времени он отступает назад, но лишь для того, чтобы продолжить подъем. Это создает ясное впечатление, что треугольник имеет намерение (добраться до вершины) и стремится достигнуть своей цели. Разумеется, у треугольника на самом деле нет желаний или намерений, но мы непроизвольно предполагаем это и создаем повествовательное объяснение.

В середине сцены появляется квадрат и умышленно врезается в треугольник, сталкивая его вниз. С точки зрения взрослого человека, его поведение недостойно. Потом сцена проигрывается заново, но когда треугольник поднимается, появляется круг и подталкивает его вверх. Для нас круг предстает в образе благородного помощника.

Концепция хороших кругов и плохих квадратов нуждается в нарративном объяснении, которое автоматически приходит на ум взрослому человеку: с одной стороны, он приписывает каждому объекту намерение, с другой – выносит нравственные оценки на основе этих намерений.

Будучи людьми, мы приписываем намерения не только другим людям, но и растениям («подсолнечник стремится к солнцу») абстрактным общественным конструкциям («история простит мои прегрешения» или «рынок наказывает инвесторов»), теологическим сущностям («так хочет Бог») и механизмам («упрямая посудомоечная машина»). Эта способность превращать информацию в истории – животворный источник любого вымысла. Поэтому мы можем заплакать у телевизора, перед изменчивым набором крошечных пикселей на экране, или разрушать кубики в видеоигре, как будто сидим в траншее на Западном фронте во время Первой мировой войны.