Эффи была красавицей, какими бывают девушки Севера, с их прозрачным белым цветом лица, глубокими, томными и в то же время невинными глазами, с природно вьющимися роскошными волосами. Чертами лица она походила на отца: та же точность очертаний, то же изящество. Ноздри были округлены глубоко выгнутой линией. Рот был правильный и грациозный. Что же касается глаз, то их умная острота, подчеркнутая холодной твердостью, в точности воспроизводила взгляд отца.
Она была стройна и высока, но ей не была присуща худоба англичанок, напротив, прекрасные формы ее тела вполне могли бы вдохновить античного ваятеля и художника эпохи Ренессанса.
Десять лет тому назад умерла ее мать. С тех пор она стала для банкира другом, товарищем, которому он поверял все свои тайны. Она испытала все страсти того зеленого стола, за которым сражаются промышленники и банкиры, что не могло не отразиться на ее оценках явлений окружающего мира. Честность и мошенничество стали для нее лишь разными формами одной и той же удачи.
Эффи удивляла Нью-Йорк своей роскошью. Она хотела быть богаче самых богатых, поражать самых изобретательных и роскошных дам своими разорительными фантазиями и неожиданными капризами возбужденного воображения. Благодаря урокам отца в восемнадцать лет она уже была холодна и расчетлива…
Прежде чем рассказать, что будет происходить в комнате, где находятся умирающий, юная леди и пьяница, мы должны вернуться к происходившему здесь же несколько часов назад.
В эту же комнату Тиллингест позвал свою дочь. Это было в то время, когда доктор, уходя, объявил ему свой приговор.
— Эффи, — сказал Тиллингест, когда она вошла, — я должен сообщить тебе важную новость…
— Я слушаю, папа.
— Ты уверена в моей способности вести дела?
— Конечно, папа, точно так же, как и вся Америка.
Банкир улыбнулся. Эта похвала была ему дороже дочернего поцелуя.
— Что же дальше? — спросила Эффи.
— Но, дочь моя, и великих полководцев иногда преследует судьба! И тогда наступает день, когда по фатальному стечению обстоятельств, более сильному, чем воля, — самые лучшие комбинации неожиданно лопаются, или люди, верные им солдаты, неожиданно выходят из-под контроля, или цели, казавшиеся с первого взгляда легко достижимыми, вдруг становятся недосягаемыми… И вместо блестящей победы — что поделать — приходит поражение! Приходится бежать, куда глаза глядят! Великий полководец, бледный, но спокойный, еще пробует удержать возле себя горсточку верных и смелых солдат… Но — слишком поздно! Все рушится! Все погибло… Все пропало!.. На войне битва длится три дня… На бирже — три года. Итак, Эффи, целых три года Тиллингест боролся, придумывал комбинации, маневрировал… Не теряя ни минуты, без отдыха и сна твой отец три года двигал миллионами, как другие двигают армиями… Он все испробовал… и вот, разбитый, побежденный свирепой судьбой, а, возможно, и вследствие происков коварных врагов — так или иначе Тиллингест вдруг видит себя раздавленным, уничтоженным, пораженным! Дочь моя, отец твой, один из хозяев всесильной Америки, один из царей спекуляции, символ Уолл-стрит — теперь разорен… Через три дня имя его будет в списке банкротов… Вот, Эффи, новость, которую я хотел сообщить тебе…
Старик, произнося эти ужасные слова, привстал на своей постели… Он как будто хотел еще бороться… Его остановившиеся глаза будто ждали какой-то неведомой помощи, которая дала бы ему возможность надеяться… Но нет — все было кончено… Ни одного луча света… Никакого выдоха… «Банк Новой Англии» рушился… Здание уже шаталось и готово было упасть.
Эффи молча смотрела на отца.
— Это не все еще, — сказал Тиллингест.
В голосе его зазвенел металл.
Эффи выпрямилась в ожидании нового удара.
— Знаешь ли, Эффи, кто меня разорил?.. Старинный друг… — На слове «друг» он сделал четкое ударение. — Никогда не забывай этого имени, Эффи: этого человека зовут Арнольд Меси!
Эффи молча кивнула.
— Я так уверен в победе, так уверен в том, что могу разорить этого человека, что возобновил бы борьбу завтра же… Если б мог… Да, я должен сказать тебе всю правду. Через двадцать четыре часа Тиллингест, израненный, разбитый, раздавленный, умрет, как солдат на поле сражения. Я это знаю, мой доктор сказал мне всю правду. Я требовал это от него… Итак, дочь моя, ты разорена и завтра будешь нищей сиротой…
Эффи сделала странное движение, а затем, по-мужски протянув руку отцу, сказала:
— Что поделать? Я не сетую на тебя.
— Благодарю тебя, — отвечал Тиллингест, довольный ее словами. — Выслушай меня еще…
Следующие слова он особо подчеркнул.
— Я хочу, чтоб ты была богата, Эффи. Я хочу, чтоб ты отомстила за меня и разорила его, слышишь ли? Чтоб ты раздавила этого Арнольда Меси… И чтоб достичь этой цели, я хочу дать тебе в руки средство, сильное средство… Я оставлю тебе в наследство мужа и приданое…
— Кто же этот муж? — спросила Эффи.
— Ты сейчас узнаешь это.
— А приданое?
— Это тайна, которая сделает тебя миллионершей.
…Через час Эффи входила в кабачок «Старый флаг».
3
СЫН ВИСЕЛЬНИКА
Бам все еще лежал на ковре.