— Прекрасно, Люциана, благодарю вас. Он такой славный, и был так добр со мной, когда мы встретились в Нью‑Йорке на поминальной службе, так утешал меня.
— Да, он такой, и я боюсь, ему до сих пор неловко, что он не смог присутствовать на похоронах Себастьяна. Но его отец только что перенес операцию, и Джеральд не хотел оставлять его.
— Он рассказал мне об этом, и я очень хорошо понимаю его чувства.
— А вы не хотели бы взять с собой Мелани? Или это для нее будет скучно?
— Конечно нет. Уверена, что она будет рада. Благодарю вас.
— Она делает успехи в своем колледже?
— Да, замечательные. Радуется каждой минуте, проведенной там, — ответила Мэдж и некоторое время рассказывала о своей двадцатидвухлетней дочери.
Слушая коллегу отца и близкого друга нашей семьи, я думала, как хорошо она выглядит. Мэдж начала работать администратором у Себастьяна, когда ей было сорок два года, а Мелани — два. Через восемнадцать лет она выглядит почти так же, как тогда. Ее волосы по‑прежнему угольно‑черные, а лицо с овалом в виде сердечка — гладкое, без морщин. Она выглядит гораздо моложе своих шестидесяти лет.
— Вы так смотрите на меня, Люси, — сказала она, склонив голову набок. — Что‑нибудь не так?
— Простите мою бестактность. Я просто восхищаюсь вами, Мэдж, вы так чудесно выглядите… так же, как в первый день нашего знакомства. Мне тогда было десять лет.
— Доброе слово и кошке приятно, — ответила она, смеясь. — Как это замечательно — слышать такое.
— Себастьян всегда говорил, что вы очень подтянуты и организованны, самый организованный человек, которого он знал. Он даже заметил это при нашем последнем разговоре в Нью‑Йорке… как разе перед смертью.
Мэдж посмотрела на меня, а потом неожиданно сказала:
— Я так скучаю по нему, Люси. — Ее прекрасные серые глаза наполнились слезами, и она несколько раз прочистила горло.
Я коснулась ее руки, лежащей на столе.
— Я понимаю. Я тоже скучаю по нему.
Мы помолчали, и, наконец, овладев собой, она спокойно сказала:
— Я много думала о его самоубийстве. Представить себе не могу, почему он сделал это. Все время ломаю голову — в чем причина?
— Может, причины и нет, Мэдж, — ответила я, гладя ее руку. — По крайней мере такой, какую мы могли бы понять.
24
— Джеральд, выслушай меня. Пожалуйста, не засыпай. Я хочу поговорить с тобой о чем‑то очень важном.
Подавив зевок и встряхнувшись, мой муж ответил извиняющимся голосом:
— Прости, я такой сонный. Никак не приду в себя от разницы во времени. Но ты говори, говори, я весь внимание.
Приподнявшись на плече, я сказала:
— Я перестала принимать противозачаточные таблетки, поэтому сегодня ночью мы можем зачать ребенка. Разве это не чудесная идея?
Джеральд сел и уставился на меня.
— Боже! Когда же произошла эта необыкновенная перемена в твоей душе, дорогая?
— О том, что нам нужно завести ребенка, я думаю с самого декабря. Как ты считаешь, сейчас для этого подходящее время?
— Конечно! Я — за, ты знаешь. Господи! — воскликнул он. — Ребенок! Какая славная мысль! — Он по‑мальчишески рассмеялся. — Может, мы уже зачали его, мы ведь были достаточно страстны. — Откинувшись на подушки, он внимательно посмотрел на меня и добавил: — Ну‑ну, значит, ты хочешь стать матерью, Люциана. Что же вызвало в тебе такую неожиданную перемену?
— Династия Локов исчезает, и это давно меня беспокоит. И единственный способ исправить положение — завести детей нам с тобой. Наследников, Джеральд. Наследников, которые пойдут по нашим стопам. По моим и по твоим. Я знаю, что ты хочешь детей, и что твой отец хочет, чтобы внуки вошли в «Кэмпер Бразерс». В конце концов, ваш банк — один из старейших коммерческих банков в Англии, также как семья Локов — одна из самых старых династий в Америке. Нельзя же допустить, чтобы Локи и Кэмперы исчезли, не так ли?
— Ужасная мысль, — сказал он с сухим смешком. — А сколько же детей ты планируешь заиметь, любимая?
— Самое меньшее — четверых. Двое для меня, то есть двое будут заниматься «Лок Индастриз», когда вырастут, и двоих для тебя — для банка.
— Звучит как‑то хладнокровно, когда ты подходишь к делу таким образом, тебе не кажется?
— Возможно. Но на самом деле это не так. Я просто практична, вот и все, и может быть, у нас будет только двое или трое. А может, и шестеро. Кто знает. Будет так, как получится, но лично я считаю — чем больше, тем веселей.
— Прости, я немного ошарашен, но это такой неожиданный оборот. Совершенно неожиданный. Ты всегда активно возражала против детей.
— А ты всегда наводил меня на мысль, что ты их хочешь. Не говори, что ты передумал. Ведь ты не передумал?
— Нет‑нет, вовсе нет, Люси. Я в восторге от твоего решения, я бесконечно рад ему. Ты, наверное захочешь работать, а для детей взять няню?
— На оба вопроса я решительно отвечу «да», а для тебя это не имеет значения. Ты ведь всегда все хорошо понимал насчет моей работы.
— Да, мне это все равно.
— И тебя ведь вырастила няня?
— Да, слава Богу. Она была просто замечательная, я так любил ее в детстве. Я и сейчас ее люблю. Жаль, что она больше не работает, хорошо бы поручить ей Берти.
— Берти?