Танцы с Варежкой

— Ладно, — махнул рукой Стас. Что я в самом-то деле, совсем в мизантропа превратился? А может, попадется еще какой-нибудь тихий интеллигент, который меня в лицо не знает и тоже с радостью завалится спать? Как я устал… Как мне надоела эта жизнь… Он закрыл глаза, и усталость сразу взяла свое. Он задремал. Через несколько минут вагон дернулся.

Стас открыл глаза. Я спал? О, неужели так повезло и никого в купе не будет? Но тут кто-то рванул дверь.

— Стас?

В дверях стояла Варежка! Она запыхалась, была бледной и замученной.

— Ты? Варежка, это судьба!

Он выхватил у нее сумку.

— Садись, чуть не опоздала!

— Девушка, поменяться не желаете, чтобы с женщиной ехать? — спросила проводница.

— Нет, — ответил за Варю Стас, — девушка не желает меняться. И вообще, это моя жена.

У проводницы отвисла челюсть. Ничего себе, муж не знает, что жена с ним едет? Хотя у этих артистов ничего не разберешь. Сегодня жена, завтра не жена…

— Тогда билетики пожалуйста!

Варя совершенно растерялась. Она была так измучена, что сил возражать не было. Да и рада она была его видеть.

— Ну привет! — улыбнулась она. — Давно не виделись…

Она была вся в черном. На бледном лице выделялись ярко-красные губы, отчего глаза казались пронзительно зелеными.

— Ты что, в трауре? Ах да, понятно, ты была на похоронах Толль?

— Конечно. А заодно и на похоронах нашего спектакля. Филипп без нее не хочет… А я даже рада, мне без Димы тяжело с ним… А как ты?

— Жив, как видишь.

Он полез в свою сумку, достал пачку бумажных носовых платков. И вдруг молниеносным движением стер с ее губ красную помаду. Она даже не успела отшатнуться.

— С ума сошел?

— Не могу смотреть на эту женщину-вамп. Это не твое.

Она горько усмехнулась.

— Ты не меняешься… Как поживает Марина Георгиевна?

— Спасибо, ничего. Только глаза все время на мокром месте.

— А знаешь, они с моей мамой созваниваются. Подружились…

— Варежка, ты не голодная?

— Нет, я с поминок, там кормили… Кстати, сестра Марии Францевны сунула мне в сумку пакет с пирожками.

— Давай сюда!

Варя протянула ему пакет. Он вскочил и вышел в коридор. Вскоре вернулся.

— Куда ты бегал?

— Выбросил пирожки.

— Почему?

— Ты что, не знаешь? Нельзя с поминок ничего брать. Плохая примета!

— Господи! Ну отдал бы проводнице, что ли…

— Нельзя, говорю же, очень плохая примета.

Он сидел напротив нее и молчал. Только пожирал глазами.

— А что это за сережки на тебе? Изумруды?

— Хризопразы. Дима подарил.

— По какому случаю?

— По случаю того, что они мне к лицу.

— А твой олигарх не возражает? Он небось считает, что ты достойна самых лучших изумрудов…

— Стас, ради бога, не начинай! Я так устала! У меня просто нет сил убеждать тебя… Да и бесполезно… Может, ты выйдешь на пять минут, я переоденусь.

— Ты меня стесняешься? С каких это пор? Или Пирогов не велит?

— За что ты так мучаешь меня? — по щекам у нее потекли слезы.

— Варежка, родная, прости, я не знаю, у меня как заноза в сердце с этим проклятым Пироговым…

— Стас, ну поверь ты, нет у меня с ним ничего и никогда не было! И люблю я только тебя… Но мы не можем быть вместе, не получается у нас… Так давай хоть друзьями останемся…

Он вдруг взял в ладони ее заплаканное лицо. Заглянул в глаза.

— Я не могу дружить с женщиной, которую все время хочу, которая нужна мне каждую минуту моей жизни, не могу… И которая тоже меня хочет… Я знаю, я чувствую… Сама же говоришь, что любишь… Прости меня, Варежка, любимая, меня просто сглодало чувство вины… Ну давай попробуем еще раз, умоляю тебя! Видишь, судьба нас столкнула опять, ничего просто так не бывает… Она дает нам еще шанс…

Его голос, его запах, его руки…

— Стас, любимый…

Он сжал ее в объятиях, а она вдруг охнула, глаза закатились, и тело обмякло в его руках.

— Родная, что? Тебе плохо?

Она была бледной как полотно, губы посинели…

— Мне надо лечь… — едва слышно прошептала она, — у меня так бывает…

Он сразу вспомнил их первый вечер в Амстердаме. Он так мечтал о романтическом ужине в любимом городе, а она от усталости почти потеряла сознание. Но утром, выспавшись, была уже как огурчик.

— Сейчас, сейчас, я помогу.

Ее не слушались руки, он помог ей раздеться, уложил, накрыл простыней. Она уронила голову на подушку и сразу уснула.