Техножизнь. Колыбель

Было жалко до слез и своей головы с застывшим комом мыслей, и прабабушку баронессу, и всех прочих предков, которые стали жертвой какого-то там развития тупых производительных сил, производства чугуна и стали.

Андрей Грамматиков еще раз посмотрел на обиженное лицо прабабушки, и его рука в цифровой перчатке коснулась дрожащих атомных шариков…

Но истощенные мозги уже не слушались стимботов. Так всегда бывает как переборщишь с этими крохотными негодяями, дрючащими его синапсы похлеще любого ацетилхолина. Тяжело опустились веки, как бронированные жалюзи в пригородном магазине. Глаза словно погружались в гудящую тьму. А когда Андрей снова открыл их…

Колония росла! Конгломерат наномашин откликался на вызовы пользовательского интерфейса.

В одно мгновение, с величайшей готовностью, сознание Андрея очистилось от сна — и он увидел города будущего. Живые дома, похожие на гигантские анемоны, кораллы, радиолярии, живые мостовые, точь-в-точь огромные змеи, живые машины. Машины, освобождающие от гнета тупой материи. Не производительные силы, а технодрузья, которые тебя любят, холят, вытирают тебе нос…

А чудо в тарелке было символом всего этого будущего великолепия. Оно было зародышем грядущего мира.

Андрей поднес палец к зеленому пупырчатому отростку с крохотными белыми волосками и тот слегка «привстал»… Волоски оказались крючочками, которые вошли в его кожу.

Появилось три капельки крови. Андрей отдернул руку, но не с возмущением, а с благодарным трепетом, с которым отец воспринимает первый укус своего маленького сына.

Это — нормальный метаболизм. Колония уже питается, как все приличные живые существа, готовой органикой, окисляя ее до воды и углекислого газа. Задача «быть живым» распределяется на миллионы подзадач, которые решаются нанокомпьютерами, находящимся в ядре каждой техноклетки…

Зазвонил телефон, старый, засаленный. Он схватил трубку и закричал:

— Мама! Оно живет. Растет, питается.

— Я не твоя мама, я не умею жарить котлеты, — голос в трубке конечно был молодым, бархатным, а не старческим, дребезжащим.

— Да, да, извините, все ясно, вы ошиблись номером. По этому номеру звонит только моя мама, потому что тут живет один маленький мальчик с соплей из отработанных стимботов под носом.

— Извини, — сказала девушка, — но судя по твоему голосу, ты — не мальчик.

— Да, я не мальчик, мне тридцать лет. В моем возрасте Саша Македонский уже обработал Персию и Индию по полной программе.

— Кто растет, кто питается? Ты завел герань?

— Это… это трудно объяснить, это то, чего раньше не было.

Голос на том конце трубки стал затухать.

— Да, я действительно ошиблась номером. Бывай. Да, кстати, поздравляю с днем защитника Отечества.

Раздался гудок, голос исчез, втянулся в прекрасный сияющий мир алмазных башен Васильевского острова или уютных кофеен в староголландском стиле Петроградской стороны…

Андрей стал тереть задрожавшие руки. Как устроен человек? Несерьезно устроен. Чуда в тарелке ему мало. Прекратившей ржать и бить копытом Марины Аграфеновны — тоже мало. Ему еще и подавай в день защитника Отечества зеленоглазую красотку с бархатным голосом и рыжей косой до попы.

Телефон зазвонил снова.

— Ну да, мама, слушаю.

— Я не твоя мама, — голос на том конце все тот же молодой, бархатный. На секунду у него даже появилась мысль, что это чат-бот, удачно прошедший тест Тьюринга.

— Но вы, наверное, снова ошиблись номером.

— В первый раз я ошиблась, а теперь я хочу узнать про это… то, чего раньше не было. Тем более и день подходящий.

Сцена 2.

Она не была ни зеленоглазой, ни рыжей. Вера оказалась тоненькой брюнеточкой. Стильной. Фотоническая татуировка чего стоит — змейки из изумрудного огня как будто ползут по ее предплечьям. И первое чувство, которое испытал Андрей Грамматиков при встрече со стильной Верой, был стыд.

Как ни прибирался, ничего путного в квартире ему добиться не удалось. Биополимерная тряпка-грязеедка скорее размазывала, чем вытирала. Да, Андрей перещелкал мухобойкой все рекламные пузыри, мерцающие спамом (едва откроешь форточку и уже не пропихнуться, столько налетело). Но от них остались светящиеся потеки на стенах, эти макромолекулы — такое стойкое дерьмо. Да, взял на прокат у Константина Петровича водопад со сжиженным гелием, текущим вверх на манер картин Эсхера. Но это штука смотрелась на фоне обшарпанных обоев также нелепо, как и фрак на бомже. И статуэтка металлорганической девушки, всегда готовой взмахнуть веслом, едва щелкнешь ее по заду, демонстрировала уже не чудеса молекулярной механики, а плохой вкус.

Впрочем, брюнетка оценила фотографию прабабушки.

— Классно. Состаренная бумага. И телка в правильном прикиде.

— А вот мой прапрадедушка.

— Тебе нужны точно такие усы, — сказала она, — если не растут, могут снабдить классным геночипом.

Она так и осталась с ним на «ты», здорово. Хотя Андрей чувствовал, что это, скорее всего, свидетельство ее пренебрежения его персоной.

— А теперь расскажи мне про твое чудо-юдо, — попросила Вера.