Терапия, которая работает с телом

Мне кажется, что разговор настолько важен в терапевтическом процессе, что я около половины времени посвящаю разговору с пациентом. Иногда целые сессии проходят в обсуждении поведения и позы и поиска их взаимосвязи в прошлым опытом. А некоторые разговоры всегда сопровождаются работой с телом. Однако бывает время, когда я чувствую, что обсуждение повторяется и ведет в никуда. Когда такое происходит, мы переходим к упражнениям, направленным на достижение переживаний, о которых говорим.

Читатели, хорошо знакомые с моим неоднократным подчеркиванием прямой связи между реальностью и телом, могут быть удивлены и смущены, когда я теперь заговорил о реальности слов. Это замешательство неизбежно, если мы проигнорируем тот факт, что современный человек имеет двойственное сознание, на что я указывал в предыдущей главе. Слова не имеют такого же значения прямой действительности, как телесный опыт; их подлинной сущностью является связь между чувствами, которые они выражают или пробуждают. Поэтому слова могут быть нереальными, когда они полностью разобщены с чувствами. Для многих людей, особенно детей, слова могут быть более мощным воздействием, чем удар.

Не только детей можно глубоко ранить словами. Мне кажется, мы все понимаем этот факт. Высокосознательный человек выбирает свои слова осторожно, когда выражает критику или отрицательный отзыв, чтобы предотвратить оскорбление чувства собственного достоинства другого человека.

Слова могут как ранить, так и иметь положительное действие. Слова рекомендации или похвала ценятся сильно. Одно дело почувствовать, что ваши усилия оценили; совсем другое — услышать признание, выраженное словами. Даже тогда, когда человек чувствует, что его любят, слышать такие слова, как «я люблю тебя», волнительно, приятно и делает человека более богатым. Я могу привести много таких примеров: «ты прекрасна», «мой дорогой» и так далее.

Я могу только предполагать, почему слова имеют такую силу. Чувства субъективны; слова, однако, имеют объективное качество. Их можно не услышать или не увидеть. Также они терпимы. Все мы знаем, что нелегко сгладить последствия сказанного слова. Сказанное однажды слово, кажется, сохраняется, некоторые могут звучать сквозь века. Слова Патрика Генри: «Дай мне свободу или дай мне смерть», — сохранились как памятник человеческому характеру даже после того, как человек и ситуация исчезли из памяти. Слова Шекспира имеют похожее бессмертное качество.

Так как слова являются хранилищем опыта, они также служат для создания и формирования будущего опыта. Когда мать говорит своей дочери: «Мужчины эгоистичны. Не доверяй им», — она, во-первых, передает свой собственный опыт, а во-вторых, формирует будущий опыт общения своей дочери с мужчинами. Совсем не обязательно добавлять приказ. Если просто сказать, что мужчины эгоистичны или мужчинам нельзя доверять, то это будет иметь такой же эффект. Это то, что мы называем обучением. Цель школы — передать прошлый опыт ребенку в основном в форме слов и в этом же процессе создать будущие отношения ребенка с миром в соответствии с этим опытом.

Я не могу углубляться в вопрос ценностей или помех, которые создает процесс обучения детей. Институт обучения был необходим для развития нашей настоящей культуры. Предметом спора в любой школьной программе является то, был ли правильно воспринят передаваемый опыт. Конечно, в процессе обучения нередко встречаются искажения.

Мы соприкасаемся с силой слов при формировании опыта. Что произойдет с ребенком, которому родители твердили: «Ты никогда ничего не делаешь правильно»? Этот ребенок до некоторой степени будет всю последующую жизнь страдать от ощущения, что он никогда ничего не делает правильно. Чувство некомпетентности будет присутствовать независимо от того, как хорошо он устроился в жизни. Эти слова отпечатались в мозгу ребенка, и стереть их — непростая задача.

Занимаясь психотерапией, я в большинстве случаев обнаруживал причины такого негативного программирования. Одна пациентка рассказывала, как мать сказала ей: «Ни один мужчина никогда не захочет тебя». И эти слова были как проклятие, лежащее на ней. Другой пример. Пациент сказал мне: «Я не могу иметь друзей. Я ожидаю и хочу от людей слишком многого». Я знал, что это действительно так, но не знал, почему он, зная это, упорствует в своих непомерных требованиях. Как выяснилось в процессе терапии, пациент был убежден в том, что его мать относилась к нему враждебно. Тогда я спросил у него: «Не слишком ли много ты требуешь от матери, ведь она не является твоим врагом». Он тут же ответил: «Да, слишком много». Когда я спросил: «Почему?», он сказал, что не мог иметь такую мать. Я указал ему на то, что в моем вопросе стоял глагол требовать, и не иметь. Он ответил: «Моя мать всегда говорила, что я слишком много требую».