Ей было безумно трудно вести разговор с Тимом как с маленьким, ибо Мэри Хортон не общалась с детьми с тех самых пор, как сама перестала быть ребенком, да и ребенком-то она, в сущности, по-настоящему никогда не была. Но ей хватало чуткости понять, что Тима легко обидеть и что она должна следить за своей речью, контролировать свой вспыльчивый нрав, обуздывать раздражение, ведь если она даст волю язвительности, он мгновенно почувствует сарказм, хоть смысла слов, возможно, и не уловит. Вспомнив, что накануне вспылила на Тима из-за его нарочитой, как ей показалось, тупости, Мэри чуть не сгорела от стыда. Бедняга Тим. Он совершенно не способен распознавать нюансы и намеки взрослой речи, но при этом очень раним. Она ему понравилась. Он считает ее красивой, потому что у нее седые волосы, как у его родителей.
Почему у него на губах лежит печать горечи, ведь он так мало знает, и его жизнь ограничена весьма узкими рамками?
Мэри выехала из гаража и отправилась в супермаркет купить кое-что к обеду, поскольку в доме не было ничего такого, что понравилось бы Тиму. Шоколадный торт она припасла на случай непредвиденных гостей, сливки по ошибке оставил ей молочник. Она знала, что Тим принес с собой что-то на обед, но, возможно, этим он не наестся или же соблазнится чем-то вроде гамбургеров или хот-догов – традиционным угощением на детских вечеринках.
– Тим, ты когда-нибудь бывал на рыбалке? – спросила она его за обедом.
– Да. Я люблю рыбачить, – ответил он, принимаясь за третий хот-дог. – Папа иногда берет меня на рыбалку, когда не очень занят.
– И часто он бывает занят?
– Ну, он ходит на скачки, на крикет, на футбол, все такое. Я туда с ним не хожу, мне становится плохо в толпе. От шума и толпы людей вокруг у меня болит голова и живот крутит.
– Что ж, надо как-нибудь свозить тебя на рыбалку, – сказала Мэри, и на этом разговор был завершен.
Часам к трем пополудни Тим закончил стричь траву на заднем дворе и пришел спросить, можно ли ему приниматься за сад. Мэри посмотрела на часы.
– Думаю, Тим, сад мы сегодня трогать не будем. Тебе пора домой. Может, придешь в следующую субботу и доделаешь, если папа тебя отпустит?
– Хорошо, Мэри, приду, – радостно закивал он.
– Тим, забери из сарая свою сумку. Переоденешься и приведешь себя в порядок в моей ванной.
Интерьер ее дома, строгий и элегантный, его заворожил. Босой, он бродил по гостиной в серых тонах, пальцами ног зарываясь в густой ворс шерстяного ковра и поглаживая жемчужно-серую бархатную обивку мебели. При этом с его лица не сходило выражение, близкое к экстазу.
– Мэри, мне так нравится ваш дом! – восторженно произнес Тим. – Здесь все такое мягкое и прохладное!
– Пойдем посмотришь мою библиотеку. – Ей так хотелось показать ему свою гордость, свою отраду, что она взяла его за руку.
Но библиотека не произвела на Тима должного впечатления – напротив, он испугался и чуть не заплакал.
– Столько книг! – содрогнулся Тим, не желая задерживаться в этой комнате, хотя и видел, что его реакция расстроила Мэри.
Она несколько минут увещевала юношу, пытаясь избавить от этой странной боязни книг, а после старалась не повторять своей ошибки и не знакомить его ни с чем интеллектуальным.
Оправившись и от первоначального восторга, и от смятения, Тим вдруг проявил критические способности и упрекнул Мэри за то, что ее дом лишен ярких красок.
– Мэри, у вас так приятно, но все одного цвета! – возмутился он. – Почему в доме нет ничего красного? Мне нравится красный цвет!
– Ты можешь сказать, какого она цвета? – спросила мисс Хортон, показывая ему книжную закладку из красного шелка.
– Красного, конечно, – презрительно фыркнул он.
– Ладно, что-нибудь придумаем, – пообещала она.
Мэри вручила Тиму конверт с тридцатью долларами – таких денег не зарабатывал ни один разнорабочий в Сиднее.
– В конверте листочек с моим адресом и телефоном. Отдай это отцу, когда придешь домой, – наказала она, – чтобы он знал, где я живу и как со мной связаться. Ты ведь не забудешь ему отдать, да?
– Я никогда ничего не забываю, если мне хорошо объяснили, – ответил он, глядя на нее с обидой во взоре.
– Прости, Тим, я не хотела тебя обидеть, – улыбнулась Мэри Хортон, которая никогда не задумывалась о том, что ее слова могут кого-то задеть.
Не то чтобы она имела привычку намеренно обижать людей словами. Мэри Хортон избегала говорить обидные вещи из соображений такта, дипломатичности и воспитанности, а не потому, что боялась причинить боль.
Тим не захотел, чтобы она подвезла его до железнодорожного вокзала. Стоя на крыльце, Мэри помахала ему на прощание. Когда он отошел от дома на несколько ярдов, она прошла к калитке и, перегнувшись через нее, провожала его взглядом, пока Тим не скрылся за углом.