Том 2. Рассказы. Книга 2

– Еще-бы, – говорила Маша и потом прибавляла: – но вот я… никакой пользы не приношу…

– Неправда. И ты приносишь. Ты кончишь курс и будешь учительницей. В тебе, Маша, заключена потенциальная энергия…

– Соня! Дай мне твою руку поцеловать, – неожиданно говорила Роза, восторженно опускаясь перед нею на колени…

– Не надо, не надо, сумасшедшая, – бормотала Соня, краснея и отнимая руку.

– Нет, нет. Я хочу. Я хочу. Ты вот, Соня, прости меня, смешное сказала – «потенциальная энергия» какая-то… А я вот смотрю в глаза твои… И в них такая чистота! Такая чистота! Боже!

И она припадала нежно к руке Сони.

VI.

Однажды Маша пришла вечером к Соне и неожиданно сказала:

– Розы еще нет? А, знаешь, я сегодня во сне его видела?

Соня молчала.

– Будто бы я в поле снопы вяжу. Подняла я голову, а он по полю идет. А мне больно смотреть – солнце будто бы над ним.

– Странный сон.

– Да, Соня. И знаешь, мне кажется, я скоро увижу его. Я не знаю, как, но увижу.

– Это мистицизм, Маша. Это заблуждение, Маша. Брат много полезного сделал в жизни и его дела не погибнут, но сам он умер и не вернется на землю.

– Ах, я ничего не знаю, Соня.

– Это потому, что ты не занималась естественными науками. Если бы ты занималась анатомией и физиологией, ты бы узнала, что душа есть функция нашего мозга. Мы даже видели под микроскопом клетки серого вещества. Это наглядно и убедительно.

– Я тебе верю, Соня.

Потом пришла Роза и, не снимая шляпы, начала рассказывать:

– Я сейчас прочла в «Вестнике Культуры» статью об евреях. Автор доказывает цифрами, что в еврейской нации можно наблюдать две тенденции: часть евреев стремится неудержимо к овладению биржей и капиталом, а другая часть, более даровитая и интеллигентная, обречена на истерию и вырождение. Все рабочие и интеллигенты евреи поголовно больны. По мнению автора этой статьи, еврей должен отказаться от своего еврейства и стремиться к слиянию с народом той страны, где он родился. Автор уверяет, что евреи не должны отстаивать своей самобытности прежде всего потому, что у них нет языка: жаргон годится для биржи, а не для великой и самостоятельной культурной миссии…

– Зачем ты, Роза, рассказываешь нам про статью этого антисемита? – спросила Соня, недоумевая.

– Я потому рассказываю, что автор статьи вовсе не антисемит: он сам еврей, и сегодня в газетах сообщают, что он застрелился…

– Ах, какая тоска, – вздохнула Маша: – ах, какая тоска…

– Вчера у нас на курсах отравилась одна курсистка, – сказала Соня задумчиво: – она приняла цианистого калия. Смерть от этого яда безболезненна и моментальна.

– А ты можешь достать этот яд? – спросила Маша совсем тихо.

– Могу. У нас в лаборатории сколько угодно его можно получить.

Соня, Маша и Роза любили говорить о смерти и самоубийстве. И всегда они рассуждали о том, что жизнь прекрасна и что убивать себя стыдно и не умно.

Иногда Роза приходила к Соне и коротко говорила:

– Сегодня четырнадцать.

Это значило, что в газетах отмечено четырнадцать случаев самоубийств.

VII.

Кончились экзамены. Белые ночи наступили, а Соня Маша и Роза медлили уезжать из Петербурга. То Роза просила подождать ее: у нее урок был. То отец Маши прислал телеграмму: сгорела усадьба и он просит Машу пожить в Петербурге, пока он уладит дела.

И вот как-то, по обыкновению, пришла Роза к Соне и застала ее в слезах.

– Что с тобою, голубка моя? – испугалась Роза и стала, бледнея, на колени перед подругой.

– А что? – спросила, не понимая вопроса, Соня.

– Ты плачешь.

Тогда Соня покраснела: она сама не заметила, что слезы неудержимо текли по ее лицу.

– Я так. Я, право, не знаю. Я задумалась.

– О чем, милая, о чем?

– Да мне трудно сказать, Роза. Вот видишь ли, с тех пор, как случилось это несчастье наше… Провокация эта… Понимаешь? Я не верю никому… Я теперь ничему не верю… Все обман…

И потом совсем робко и тихо она прибавила:

– Ты знаешь, Роза: я в науку верю. А вот теперь у меня иногда больная мысль какая-то. А вдруг все обман? И Эвклид обман, и периодическая система обман…

– Страшно это.

– И потом, Роза, я встречаюсь иногда с прежними, с товарищами моими… Понимаешь? И вот они смотрят на меня и думают, должно быть: не предательница ли? – А я о них то же думаю. Ведь, это ужасно. Где правда? Где правда?

– Соня! Соня!

– Жить трудно.

– Соня! Соня! Если уж ты, чистая, строгая, умная, жить устала, как же мне-то? Мне-то как жить? Боже мой!

Роза громко зарыдала.

– Сейчас Маша придет… Ты ей, Роза, ничего не говори.

Пришла Маша. Отправились потом девушки на Острова на пароходике. Были молчаливы. Сидели на скамейке, прижавшись, там на Стрелке, завороженные печальным взморьем. Вернулись на трамвае в город, и еще долго бродили. И пришла ночь белая и стала, как царица-колдунья, озаряя мир.