Том 3. Зов пространства. Во всем виноват лишайник

Он опустил глаза и обнаружил, что по-прежнему сжимает рукояти дюз. Позволив им болтаться на ремешках, он руками в перчатках нашарил страховочный трос. Спустя некоторое время удалось распустить узел, и Маятник снова залез на корпус ракеты. Она уже шла совершенно уверенно; разворачивая ее, дюзы правого борта то и дело плевались пламенем. Едва ли можно было сомневаться, что она изготавливается к очередной атаке.

Маятник добрался до носа, устроился верхом, держась за металлические стержни, перевел дух и огляделся. Под левой ногой висела голубая жемчужина, на нее уже наползала ночная тень. В вышине справа полыхало солнце. Слева над головой покоилась на черном янтаре с вкраплениями алмазной пыли мертвенно-бледная луна. Слева сбоку к носу ракеты медленно смещались по дуге Корпус и мерцающая паутина ферм, которая могла бы когда-нибудь превратиться в космическую станцию.

Он еще раз опустил взгляд на гигантский шар, что полз под левой ступней, и несколько секунд пристально смотрел, затем поднял правую руку к рычажку на поясе и немного увеличил подачу воздуха.

— Ш-кипер!

— Слышу тебя, Маятник, — откликнулся командир. — Только что сумели навести на тебя телескоп. Что ты там делаешь, а?

— Хочу как-нибудь ослепить эту упрямицу. Тут передо мной короткий и толстый стержень, надо бы по нему врезать. Видите?

— Да, вижу А ты уверен, что он от радара?

— Вполне уверен, шкип.

— Врешь ты, Маятник. Оставь его в покое.

— Может, получится маленько загнать в корпус. Лишь бы сбить ее с толку..

— Маятник!

— Шкип, я знаю, что делаю. Все, приступаю.

Маятник расположился поудобней, зажав под коленями два выступа, поднял над головой ручные дюзы и изо всех сил обрушил их рукояти на короткий, толстый стержень. После пяти-шести ударов он признался, тяжело дыша:

— Без толку. Ни царапины, будто спичками тычешь. — Еще выше поднял рычажок воздухоподачи и зажмурил глаза, изгоняя из них пот.

Ракета описывала широкую дугу. Еще двадцать градусов, и она снова встанет на линию удара.

— Попробую еще разок, — пробормотал Маятник, поднимая пистолеты.

Командир увидел в телескоп, как упрямец принялся бить по одному из тонких стержней. Правой, левой, правой, ле…

Вспыхнуло пламя — такое яркое, что резануло по глазам. И все. Только эта беззвучная вспышка — мгновенная, но жаркая, как солнце.

Спустя секунду телескоп не показывал ничего, кроме густой мглы с крошечными равнодушными блестками в тысячах световых лет от Земли…

Маршал ВВС расстелил депешу на столе и задумчиво изучал ее несколько долгих минут. Мысли его погрузились на полвека в прошлое, в ту ночь, когда другой Маятник Трун не вернулся на базу. Одна судьба и для деда, и для внука… Но тогда было легче. Тогда шла война, а с войны возвращаются не все.

Маршал чувствовал себя старым. Он и был старым. Даже, пожалуй, слишком старым. Если бы после войны не изменились требования к генеральскому составу, он бы уже лет десять «пылился на полке». Но все-таки он — в строю, и он сам сообщит этой бедной девочке, точно так же, как давным-давно сообщил другой. До чего же коротким будет его рассказ… Пропал без вести, выполняя секретное задание. Какая жестокая пустота в этих словах…

Позже, конечно, она узнает все — когда служба безопасности сочтет возможным открыть информацию. Уж онто об этом позаботится. Добьется любой ценой… За беззаветную храбрость… Крестом Виктории, не меньше… Никак не меньше…

Он еще раз взглянул на расшифрованное донесение службы безопасности о событиях минувшего дня.

«Объект направил радиограмму на имя Труна. «Лора и Майкл поздравляют с днем рождения» (Примечание: предположительно, кодированное известие о том, что вчера вечером у объекта родился ребенок мужского пола. Основания для такого вывода: а) день рождения Труна восьмого мая; б) он дал ответ: «Обожаю вас обоих»).

Маршал авиации вздохнул и скорбно покачал головой.

— По крайней мере, он знал, что у него мальчик, — прошептал старик. — Это хорошо… А то старый Маятник даже не подозревал, что стал отцом. Надеюсь, они еще встретятся… там. Они наверняка поймут друг друга

ЛУНА, 2044 год

Кто-то дважды стукнул в дверь из легированной стали. Казалось, стоявший к ней спиной и глядевший в окно командир станции ничего не услышал, но, едва повторился стук, он обернулся.

— Войдите, — произнес он блеклым, нерадушным тоном.

Вошла женщина — высокая, прекрасно сложенная; ее годы — под тридцать — слегка бросались в глаза из-за аскетической строгости лица, которую, правда, несколько сглаживали светло-каштановые локоны. Особенно хороши были голубовато-серые глаза — удивительно красивые, спокойные, светящиеся умом.

— Доброе утро, капитан, — по-уставному четко, отрывисто поздоровалась она.

Подождав, пока закроется дверь, он предупредил:

— Так и без друзей остаться недолго.

Она легонько повела головой из стороны в сторону:

— Я исполняю свой долг. К врачам тут отношение особое. Кое в чем у нас привилегии, зато в другом нас и за людей-то не считают.