Вот сейчас она нагревает над ламповым стеклом гвоздь и накручивает на него свои пепельные волосы, чтобы они стали кудрявыми, надевает жакетку, обшитую черной тесьмой, и, покусав сухие губы, чтобы они стали красными, идет наниматься на почту телефонисткой. Ведь в царские времена мама помогала партии, работая на телеграфе и подслушивая разговоры жандармов. Но сейчас в городе ее могут быстро опознать как бывшую большевистскую комиссаршу. Ее, конечно, предупреждали об этом в подпольном комитете, но мама, наверное, тряхнув кудряшками, заносчиво сказала (она ведь очень упрямая):
— Самое главное в первые дни — выяснить, что они собираются делать; тогда мы получим возможность спасти людей. Потом это будет не столь важно.
А может быть, мама плывет на барже, где сложены мешки с мукой из продотдельских складов, и смотрит в свинцово-серую холодную воду, несущуюся к океану, мимо берегов, поросших могучей таежной чащей. И тучи висят над рекой низко-низко,— таким она увидела впервые сибирское небо, шагая в партии ссыльных от одного этапного острога до другого. И, может быть, она думает о том, что теперь им, большевикам, снова придется начинать все сначала. Нет, нет, так она думать не может.
Тима вспоминал ночь в ревкоме, когда все не спали, а говорили взволнованно, беспокойно о том, как сделать жизнь лучше. Он вспоминал транспортную контору, коммуну, папину больницу,— ведь все это было только для людей, чтобы добром вмешаться в их жизнь. И где было самое трудное, туда, не жалея себя, шли большевики, голодные, плохо одетые, с опухшими от бессонницы веками. На всех на них после революции, о которой они мечтали, за которую боролись, обрушилась неимоверная тяжесть, и может быть, каждому в отдельности жить стало даже хуже, труднее. А они, словно не замечая этого, еще более жестко требовали друг от друга сурового, безмерного труда и непоколебимо подчинялись строгим словам партии: «Так надо». Но зато после революции их стало больше. Вот те, кто вступил в партию на конном дворе, чтобы всю жизнь состоять в ней,— сколько таких по всей земле! Разве они уступят ее кому-нибудь?! Не будут драться за нее? Тима знал: самое страшное — остаться одному. Но теперь этого никогда не будет. Он не один, а со всеми теми, кто вместе с папой и мамой, кто думает, как папа и мама, и хочет того, чего хотят они.
Вот вчера вечером в ревком пришли подводы и с ними рабочие золотого прииска, которые пять дней сражались с кулацкой бандой. На подводах лежали раненые. Говоруха, с винтовкой за плечами и с головой, обмотанной кровавыми тряпицами, требовал от Сухожилина, чтобы тот принял от него под расписку пять пудов золота. Но Сухожилин приказал Говорухе пробираться в губернский город, а если в городе белые, то идти тайгой в соседнюю губернию, а если и в соседней губернии белые, то хоть до Урала, и там сдать золото Советской власти.
— Ты мной не командуй,— рассердился Говоруха,— бери золото, а то свалю в шахту, и дело с концом.
— Не я тобой командую, а партия,— сказал Сухожилин.— Партия тебе велит золото до места везти. И точка.
После этих слов Говоруха только дал папе перебинтовать себя чистыми бинтами и снова, сев на телегу вместе с Вавилой и другими приисковыми рабочими, уехал в тайгу, и тяжелые струи ливня хлестали их по плечам, а телега вязла в почве по ступицы и колыхалась в жирной воде, словно утлый плотик.
Когда они уезжали, Сухожилин, глядя им вслед, сказал:
— Довезут: шахтеры! Народ твердый, хоть всю землю придется протопать, а довезут.
Пыжов принес Сухожилину планы приисков и образцы найденных им пород.
Сухожилин спросил задумчиво:
— Почему бы вам не задержать их у себя до времени?
— Видите ли,— замялся было Пыжов,— здесь огромные ценности. И для будущего развития края они имеют...
— Понятно,— прервал его Сухожилин и, протягивая осмоленный мешок Пыжову, приказал: — Держи и сохраняй сам пока. Вернемся, тогда вместе поглядим, что к чему, а сейчас нам некогда. Так что береги, дорогой.
И сейчас Пыжов, помогая папе обдавать паром забой, говорил озабоченно:
— На приисках мне удавалось размывать водяной струей довольно твердые породы. Это подтверждает, что добыча угля может вестись подобным способом. Допустим, если б сейчас у меня в руке был шланг не с паром, а вода под высоким давлением, мы могли бы убедиться в эффективности этого способа.
Папа крикнул ему:
— Отлично, если будет заседание ревкома, вам следует кратко информировать об этом на будущее. А если вас сейчас не смогут выслушать, не забудьте напомнить о своем способе при первом же подходящем случае.— И добавил с сожалением: — Знаете, очень обидно, что приходится в силу сложившейся обстановки временно отказываться от многих прекрасных революционно-технических идей, которые могли бы радикально облегчить труд человека.
Опреснухин, махая лампой, кричал, чтобы все подавались на-гора грузить уголь в порожняк.