Тот, кто меня разрушил

Я знаю, чего он хочет, хотя и не понимаю, почему он выбрал именно меня. Что во мне такого? Размалёванная кукла, сломанная и жалкая. Другие намного аппетитнее, ко всему готовые. А я- так себе. Просто дура.　

— Подними голову. — Его голос звучит так, как будто он проглотил язык.　

Наклоняется, подхватывает меня под руки и сажает к себе на колени. Смотрит. Может, с ним что-то не так? Он псих! Да, точно. Гзсподи, умоляю тебя, сделай так, чтобы он меня отпустил. Чтобы пожалел меня и спас от Олави и других, ему подобных.　

Чудовище сосредоточенно обводит пальцем мои губы.

— Ты меня боишься, — констатирует факт. Смотрит на задравшуюся юбку, кадык резко дёргается.　

Не стану разочаровывать, пусть думает, что я боюсь именно его. На самом деле всё намного глубже — я в ужасе от моей жизни. От себя самой.　

Но это временно. Мне бы только шанс, всего один, и я вернусь из мёртвых. Отмоюсь. Ломая ногти, выползу из помойной ямы, в которую упала по своей же вине.　

— Анджелина… — он собирается о чём-то попросить, но спотыкается о звучное имя. Не моё, чужое. Наклоняется и целует, застаёт меня врасплох. Жадно. Неуместно. Сильно. От удивления раскрываю рот, и его язык врывается, не даёт вдохнуть. Пальцы впиваются в подбородок, его язык борется с моим. Глубоко. Это бунт, а не поцелуй. Мы восстаём друг против друга, только непонятно, против чего бунтует чудовище. Ведь он сам потребовал меня у Олави, сам исходит подо мной чёрной похотью. На его языке — вкус помады с моих губ, дешёвой, не знаю, чьей, но уж точно не моей. На мне — чужая одежда и косметика. Только слёзы — мои. Чудовище хрипит мне в рот, хватает за бёдра и давит на напрягшийся член, как будто пытаясь причинить себе боль. Потом резко скидывает с колен, так, что я заваливаюсь на бок и сгибаюсь от боли.

Сейчас он на меня набросится.　

— Не надо! — умоляю, ибо боль выпустила наружу слабость. А этой слабости во мне — вёдра. Долбаный океан удушливой паники. — Помогите мне! Меня похитили!　

Умоляю чудовище о пощаде, о спасении.　

Больше просить некого.　

Есть только я, но я- дура. Полная. Не хочу больше быть собой.　

Чудовище уже рядом. Встав на колени, дёргает меня за ногу. Сильно. Больно.　

Всё это время я держала себя в руках, хотя и с трудом. Верила, что, если не послушаюсь, Олави убьёт и меня, и моих родных. Но меня снесло от чёрного взгляда. Прорвало, как плотину. Я ору так, что всё тело вибрирует. Умоляю чудовище о помощи, обещаю невесть что. Сбивчивые клятвы повиновения, вечной благодарности и пожизненного долга. Упираясь в суровое молчание, хватаю мужчину за руку и царапаю лицо. Требую ответа. Чудовище шипит, пытаясь меня заткнуть, — и вот: на щеке горит отпечаток его ладони. Своего рода ответ на мою мольбу.　

Шансов, что кто-то меня спасёт — почти ноль, но я вкладываю все силы в этот жалобный порыв, лелею это «почти».　

И тут мир взрывается.　

Вокруг грохот, оглушающий, страшный. Кажется, что стены смыкаются, чтобы задавить меня, навсегда запереть вместе с чудовищем. Кто-то заталкивает меня под кровать, узкую, одноместную. Мир крутится, чернеет, и я проваливаюсь за ним в никуда.

Глава 1. Игорь

«Святые угодники!»

Мой крик безмолвен, потому что я уже сорвала голос. Пытаюсь закашляться, но горло высохло, стенки гортани сомкнулись, не пропуская хрип. Ничего страшного. Ничего необычного. Свешиваюсь с полки и давлюсь, выталкивая себя из сна.　

Разбуженная криками, проводница стучится в дверь купе. В вагоне люкс не приветствуются пассажиры, орущие во сне. Здесь нет случайных людей, только значимые, замкнутые в своих великих мирах. Все, кроме меня. Я замкнута в кошмаре.　

— Эй, вы в порядке? — спрашивает проводница из-за двери, и я чувствую в её голосе неуверенные нотки. Она предпочитает не вмешиваться, ещё секунда — и сбежит.　

Я молчу, потому что не могу ответить, и она действительно уходит. Зачем вообще спрашивать, в порядке ли я, если не собираешься дожидаться ответа? Но я не обижаюсь, не растрачиваю себя на глупости. Хватаю бутылку с остатками воды, заливаю в рот и с трудом глотаю.　

«Это — обычные ночные кошмары, — сказал врач. — Постарайтесь не злоупотреблять снотворным».　

Щупаю пульс. 120? 130? Мне уже лучше, потому что я дышу. Когда меня забрасывает в ночной кошмар, на мой личный островок паники, самое главное — дышать. Анджелины не существует, больше не существует. Я её убила. Меня зовут Лара.　

В коридоре звучит весёлый голос проводницы, призывающий пассажиров притвориться, что мой крик им почудился.　

— Следующая остановка — Ростов. Пятнадцать минут. К сожалению, поезд задерживается.

В ответ на это заявление хлопает сразу несколько дверей. Уже почти день. Мы опаздываем, и проводница торопливо объясняет, что ночью одному из пассажиров стало плохо. Пока оказывали помощь и вызывали «скорую», пока пропускали другие поезда — вот и задержались. Аж на несколько часов. Слышу недовольное бормотание пассажиров, их всего шесть, но звучат, как хор. Надеюсь, что больному не так плохо, как мне. Может, он случайно подсмотрел мои сны?