Требуются доказательства. Бренна земная плоть

Два маленьких носа плотно прижаты к окну третьего класса, выходящему на сенное поле. Их обладатели – бесстрашные вожаки общества «Черное Пятно», – демонстрируя свое обычное чутье и способность попадать в разные неприятные истории, разнюхали появление нюхачей и оборвали на середине вечернюю молитву, чтобы не упустить ни малейшей детали происходящего. Они добывали материал для того, что газеты называют «эксклюзивной информацией».

– Слушай, Стивенс, вон тот, в приплюснутой шляпе, это, наверное, главный полицейский?

– Не «главный полицейский», болван ты этакий, а инспектор, – сурово одернул его диктатор.

– Прямо гигант, верно? Он даже больше Гриффина.

– Но, держу пари, не такой сильный, как Гриф.

– Да, не повезло бедняге Вимису. Пусть даже он на червяка смахивал… Интересно, как с ним такое могло произойти.

– Ах ты, простачок, ты действительно думаешь, что это несчастный случай? Зачем бы тогда, интересно, они сюда целую кучу копов согнали?

– Да ты что?! Хочешь сказать, что это было…

– Убийство. Расправа. Да, именно это я и хочу сказать. И более того, – таинственно добавил диктатор, – у меня есть некоторые мысли насчет того, кто…

– Круто! Ну, выкладывай! Мы проследим за ним и?.. Кто это?

– Не дыши на стекло, осел, ничего не видно. – Понсонби послушно протер окно. – Говорить пока рано, – продолжал Стивенс, – ты ведь всей школе растреплешь.

– Честное слово, Стивенс, я ни за что… слушай, а что этот малый с фотоаппаратом делает?

– Останки снимает. Так всегда делают при убийстве. Кстати, вот еще одно доказательство того, что это было убийство.

Потрясенный неотразимой логикой командира, Понсонби в восхищении закатил глаза, затем прижался носом к подоконнику.

– Смотри-ка, поднимают его. Кладут в фургон. Я не вижу крови, а ты? Как он страшно выглядит. Я, пожалуй, пойду.

Диктатор был сделан из более прочного материала.

– Катись, если хочешь. Я досмотрю до конца. Эй ты, иди сюда, живо! Смотри, они ворошат сено, наверное, улики ищут. – Понсонби вернулся к окну. – Так, отъезжают. Куда, интересно, его увозят? Верно, на кладбище.

– Как ты думаешь, нам дадут выходной на похороны?

– Возможно. Эй, смотри, инспектор что-то нашел. В платок заворачивает. Отпечатки пальцев.

– Здорово! У нас тоже будут брать?

– Заткнись! Я ничего не вижу – совсем темно становится. Скорее всего, пуля.

– Да нет, карандаш – серебряный карандаш.

Глава 4 Устный экзамен

Наконец равнодушное к темным людским делишкам, страхам или страстям солнце оставило дневную свою стражу. Оно заглядывает в неубранный общий зал, где учителя нервно переговариваются, пытаясь без особого успеха скрыть за пустыми замечаниями растерянность перед внезапно разверзшейся у их ног пропастью. Полиция к этому времени кончила прочесывать сенное поле, обнаружив, что искать там нечего, и отпустила с миром фургон с его обычным грузом – сеном. Над дальним краем поля летает стайка чибисов, являя то черное свое оперение, то белое, словно это вспышки света или волны на лунной поверхности озера. У Тивертона, глядящего на них из окна столовой, мелькают в сознании образы жизни и смерти, преступления и невиновности, черного и белого. Да и все в школе, кроме самых маленьких, для которых всего этого дела просто не существует, невольно, но неотвратимо вглядываются в окна и то, что расстилается за ними.

Вскоре в общий зал входит суперинтендант. Ученики поедают его глазами, храня притворно вежливое, оценивающее молчание, каким мальчишки их возраста обычно встречают незнакомца. Ведет себя Армстронг несколько суетливо, если это слово вообще применимо к такому человеку-горе. Однако, поощряемый настороженными взглядами, он поправляет воротник рубашки и сразу берет быка за рога.

– Все вы слышали о печальном событии, происшедшем в школе. Мне поручено разобраться в нем, и если, молодые люди, кто-либо из вас может оказать помощь, надеюсь, он ее окажет.

Начало получилось хорошим, даже самый строгий из молодых критиков не нашел бы, к чему придраться; предложение помочь полиции встречено на ура. Чувствуя, что экзамен он сдает на пятерку, суперинтендант развивает мысль:

– Пока мне хотелось бы знать только одно: не видел ли кто своего товарища за обедом или сразу после него?

По собравшимся пробегает невидимая дрожь. Она начинается со старшеклассников, сидящих на задних рядах, и волнами переходит к младшим, расположившимся прямо перед суперинтендантом. Вот он и попался. Одно только слово превратило его из потенциального героя в посмешище. Отныне этому слову – «товарищ» – предстоит в течение нескольких недель звучать излюбленной шуткой, а также оружием нападения, а потом еще много недель суперинтенданту придется преодолевать последствия своего высказывания. Он понимает, что «потерял аудиторию», и, оставляя дальнейшие попытки походить на Агага[5], задает вопросы жестким официальным тоном.