Требуются доказательства. Бренна земная плоть

Рэнч заметно напрягся и принялся теребить свой розовый галстук. Когда он заговорил, Армстронг уловил в его голосе некоторую хрипоту.

– Ну чем? Просто слонялся по школе.

– Попросил бы поконкретнее, сэр.

– Хорошо. После обеда я поднялся к себе и немного полежал, самочувствие было неважное. Потом полегчало, и я решил почитать. Но вспомнил, что книгу оставил в общем зале, и пошел за ней. Там оказался Тивертон, и я…

– Могу я поинтересоваться, что это за книга, сэр?

Рэнч покраснел и неприязненно посмотрел на суперинтенданта.

– Право, я не понимаю, какое это… хорошо, если вам так уж надо знать, то это французская книга, «Мадемуазель до Мопен», – воинственно заявил он.

– Ясно. Школьное чтение. Когда я учился, у нас французский не преподавали. Хорошо, и что было дальше?

– Дальше я немного почитал, переоделся и спустился вниз.

– Вы ведь к началу первого забега опоздали, верно, сэр?

– Опоздал? Нет. Кто это вам сказал?

– О, извините, сэр, наверное, это какое-то недоразумение. Я почему-то решил, что вы не были с другими учителями на открытии соревнований.

– Был, но не с ними. Я разговаривал с одним из родителей.

– А с кем именно, сэр?

– Как ни странно, не знаю, – медленно проговорил Рэнч. – Рослый тип с голубыми глазами, в коричневом костюме. Он подошел ко мне и спросил, как дела у некоего Тома? Ну я и сказал наобум, что все в порядке у Тома. На сборищах вроде нашего с подобным то и дело сталкиваешься. Родители пребывают в уверенности, что их все знают и про их детей тоже все и все знают.

– Да, нелегко вам, должно быть, приходится, сэр. Что ж, больше вопросов у меня нет. Спасибо большое. Доброй ночи, сэр.

Глава 5 Свет и тень

Вечер следующего дня. Поужинали в общем зале, потом Тивертон, Эванс и Гриффин собрались в комнате, служившей ранее гостиной. Рэнч ушел по делам; Гэтсби и Симс вот-вот должны были вернуться из деревни. Суперинтендант, целый день шнырявший по зданию и совавший повсюду свой нос, наконец удалился, с его уходом висевшее в воздухе напряжение несколько ослабло. Имелись и другие персонажи; они тоже все время то входили, то выходили, так что атмосфера все же оставалась нездоровой, ядовитой, словно после газовой атаки. Репортеры местных и лондонских газет, вынюхивающие скандальные подробности для своих титулованных хозяев – так шакалы обнюхивают мертвечину для престарелых львов. Репортеры с блокнотами; репортеры с телеграфными бланками; репортеры с фотокамерами, недовольные тем, что не удается найти «скорбящих родственников», чьи искаженные горем черты они могли бы уже завтра, к утренней трапезе, подать в виде десерта своей огромной аудитории; репортеры вежливые, грубые, въедливые, добродушные, злобные, умные, глупые – целая стая, кружащая над школой, то приближаясь, то удаляясь. Когда стервятники улетели окончательно, казалось, сама ночь вздохнула с облегчением и даже сенное поле, запятнанное убийством, сделалось словно бы чище. Миллионы глаз впивались в новостные строки, следующим образом звучавшие в версии местной газеты, которую как раз сейчас Тивертон зачитывал Эвансу и Гриффину:

ЛЕДЕНЯЩЕЕ КРОВЬ УБИЙСТВО В ЧАСТНОЙ ШКОЛЕ

ТИТУЛОВАННАЯ ЖЕРТВА

СЕНСАЦИОННАЯ НАХОДКА НА СЕННОМ ПОЛЕ; 19.15. ШКОЛЬНИК ЗАДУШЕН ШНУРОМ

«Рабочие, убиравшее вчера поздно вечером сено на поле, примыкающем к территории подготовительной школы Сэдли-Холл, были потрясены, обнаружив в одном из стогов тело мальчика. О страшной находке было немедленно сообщено директору школы, досточтимому П.Р. Вэйлу, магистру наук, который признал в убитом своего племянника, ученика школы досточтимого Элджернона Вайверна-Вимиса. Как удалось установить, жертва была безжалостно задушена тонким шнуром, обмотанным вокруг шеи. На место преступления вскоре прибыли суперинтендант Армстронг и сержант Пирсон из местного отделения полиции, и нашему корреспонденту удалось узнать, что они обнаружили улики, которые позволят вскоре произвести арест. Директор школы, являющийся также президентом Стевертонского археологического общества, заявил в беседе с нашим корреспондентом, что, с его точки зрения, убийцей является неизвестный бродяга, и объяснил прокатившуюся по стране волну насилия гибельной для Англии политикой прежнего лейбористского правительства. Отвечая на вопрос нашего корреспондента, досточтимый Вэйл категорически отверг предположение, будто это ужасное событие может быть каким-то образом связано с невинным розыгрышем. Покойный, пользовавшийся в школьной среде исключительной любовью, был сыном…»

– Бла, бла, бла! – бесцеремонно прервал чтение Гриффин. – Довольно, дай отдохнуть.

– Да нет, тут еще кое-что есть, тебе, наверное, больше понравится, – возразил Эванс. – Вот: «Мистер Эдвард Гриффин, защищавший некогда цвета сборной Оксфорда по регби, а ныне преподающий в Сэдли-Холл, в ответ на вопрос, как он объясняет совершенное преступление, заявил, что сказать ему нечего».

– Я заявил, что этот журналюга получит в рожу, если не уберется вон отсюда.