Третий выстрел

— А ты умеешь на гитаре? — недоверчиво спросила она.

— Вот и посмотрим! — улыбнулась я.

— Балуешь ты ее, — недовольно сказала Фаня. — С ними надо построже, дети современные совершенно распустились, никого и ничего не слушают. Сказано фортепиано — значит фортепиано!

— Да не будет толку, если насильно. Мы с ней тихонечко гитару освоим, а потом она сама придет к тому, что музыкант — это тот, кто умеет играть на клавишах. А играть надо то, что нравится, а не этюды Сибелиуса. Она же музыке учится, а не готовится к концертному выступлению.

— Тебе виднее. А пока давай обедать и займемся ивритом.

Ивритом она из меня всю душу вынимала. Задавала домашние задания («Да когда мне их делать?» — «А вот я спать лягу, а ты учись!»), требовала читать ей вслух — и я запиналась, мекала-бекала, но читала. Постепенно стала понимать, как можно читать слова без гласных и без огласовок — значков под и над буквами, обозначающими эти гласные звуки. Фаня научила меня схватывать все слово сразу, а не пытаться прочесть его по слогам, учила понимать из контекста, что каждое слово значит. Теперь, идя в маколет или аптеку, я непроизвольно читала все вывески по дороге. И в какой-то момент неожиданно обнаружила, что улица вокруг меня заговорила.

Вон те две женщины, оказывается, не ругаются, а рассказывают друг другу про вчерашний вечер. А этот мужчина у телефона-автомата, прикрыв трубку рукой, любезничает с какой-то женщиной. Вон те парни, что вопят как оглашенные, оказывается обсуждают вчерашний футбольный матч. Я сама поразилась, как изменился мир вокруг меня. Фаня была отличным учителем. И иврит мой теперь был не «олимовским»[20], то есть, не репатриантским, а вполне себе языком общения. Я даже вворачивала недавно выученные словечки посложнее, да кое-какие сленговые выражения, которым в ульпане[21] не научишься. Фаня тщательно выбивала из меня русский акцент, но не для того, чтобы я, боже сохрани, выдавала себя за коренную израильтянку, а для правильного произношения, чтобы не коверкать язык. А мы привыкли коверкать, не задумываясь особо, что все языки разные. Строим фразы, как привыкли по-русски, а получается неграмотно. Мы не впитываем, а многие и не хотят впитывать, правильное произношение, из-за чего частенько случается конфуз. Скажем, в русском языке есть безударные гласные, а в иврите их нет. Так что репатрианта с просторов СНГ сразу видно, когда он вместо «авода» (работа) произносит «авада». Нету в иврите глухих и звонких согласных, поэтому если хочешь сказать «хорошо», говори «тов», а не как русские репатрианты, оглушая конечный звук — «тоф», тоф — это барабан. Есть и смешные примеры. Скажем «хозе» — это договор (ну да, как тот из арии Бизе), а «хазе» — грудь. Так что когда соотечественница хочет похвастаться тем, что заключила удачный договор, часто получается, что она хвастается сиськами. Забавно, правда?

В общем, со всеми этими языковыми премудростями я потихоньку справлялась, заодно научилась справляться и с самой Фаней. Бабка она оказалась простая, не вредная. Капризная, конечно, иногда, как все старухи, но так, не особо. Жить можно. Особенно, если учесть сколько ей лет!

Михаль ее звонила каждый день, приходила минимум раз в неделю. А вот второй ее внук из Америки бабушку вниманием не баловал. Звонил редко. Фаня смущенно оправдывала его, мол, дорого очень. Ага, он там клиникой заведует, наверняка, не пару копеек получает, мог бы бабушке и почаще звонить. С другой стороны, моя Катенька тоже меня не сильно радует вниманием. Фаня и Михаль, конечно, в один голос утверждают, что я могу звонить дочери в Москву, пусть не каждый день, но раз-то в неделю запросто. Позвонила один раз, получился как всегда тупой телефонный разговор: «Привет! Ты как? — Все нормально, а ты как? — И я нормально»… Ну и что дальше? Так, убедиться, что никакой катастрофы не произошло, а житейские трудности они у всех. Скучаю я по ней, паразитке. Сфотографировалась красиво, послала ей карточку в письме. Через месяц пришел ответ: полстранички мелким почерком, и никакой фотографии. Ладно, Бог с ним. Стиснем зубы, заработаем, рванем домой, там и увидимся.

Вот для этого я, собственно, и работала. У нас с Фаней сложился свой распорядок дня: готовка, еда, стирка, помывка, прием лекарств. Влажная уборка, смена постельного белья. Опять стирка. Кашка, супчик, пюре, овощи. Все размеренно: Фаня меня научила не торопиться, делать медленно, но аккуратно, по-израильски. Тут, когда что-то делаешь, произносишь любимую мантру: «Медленней-медленней!». И что интересно, так получается быстрее, чем наше вечное «давай-давай!», которое делает процесс бестолковым и корявым. Вот и научилась: никто никуда не торопится. Только водители на дорогах, эти вообще все больные на голову. И ведь, наверняка, у себя на работе они делают все медленно, обстоятельно и наилучшим образом, а как садятся за руль… Парадокс!