Три мушкетера. Том второй

 -- На лошадяхъ нашихъ слугъ, чортъ возьми! По нашей наружности всякій все-таки узнаетъ, что мы знатные люди.

 -- Нечего сказать, хорошій видъ будемъ мы имѣть на рыжихъ клячахъ, въ то время какъ Арамисъ и Портосъ будутъ гарцовать на своихъ коняхъ!

 -- Арамисъ! Портосъ! вскричалъ Атосъ и разразился смѣхомъ.

 -- Что такое? спросилъ д'Артаньянъ, не понимая причины такой веселости своего друга.

 -- Хорошо, хорошо, будемте продолжать, сказалъ Атосъ.

 -- Итакъ, по вашему мнѣнію?..

 -- Взять сто пистолей, д'Артаньянъ; со ста пистолями мы отлично попируемъ до конца мѣсяца; намъ пришлось много потрудиться, и очень не мѣшало бы немного отдохнуть.

 -- Отдохнуть мнѣ! О, нѣтъ, Атосъ! какъ только я пріѣду въ Парижъ, сейчасъ же примусь за поиски этой бѣдной женщины.

 -- Такъ что же? Развѣ вы думаете, что при этомъ лошадь вамъ будетъ полезнѣе, чѣмъ луидоры? Возьмите сто пистолей, мой другъ, право, возьмите сто пистолей.

 Д'Артаньяну недоставало только какой-нибудь причины, чтобы сдаться, а эта причина показалась ему какъ нельзя болѣе убѣдительной. Къ тому же, настаивая слишкомъ долго на своемъ, д'Артаньянъ опасался показаться Атосу эгоистомъ. Итакъ, онъ согласился получить сто пистолей, которыя англичанинъ ему тутъ же и отсчиталъ.

 Послѣ этого больше ни о чемъ не думали, какъ только о возвращеніи. Миръ былъ подписанъ, что обошлось въ шестьдесятъ пистолей -- цѣна старой лошади Атоса; д'Артаньянъ и Атосъ взяли лошадей Плянше и Гримо, а слуги отправились въ дорогу пѣшкомъ, неся сѣдла на головахъ.

 Какъ ни плохи были лошади нашихъ друзей, но они скоро опередили своихъ слугъ и пріѣхали въ Кревкеръ. Издали они увидѣли Арамиса, грустно облокотившагося на окно и смотрѣвшаго, какъ сестра Анна въ "Синей Бородѣ", на поднимавшуюся на горизонтѣ пыль.

 -- Эй, Арамисъ! что вы тамъ дѣлаете? закричали ему два друга.

 -- Ахъ, это вы, д'Артаньянъ и Атосъ, отвѣчалъ молодой человѣкъ:-- я размышлялъ о томъ, съ какой быстротой исчезаютъ всѣ блага на этомъ свѣтѣ, и моя англійская лошадь, которая умчалась и исчезла въ облакахъ пыли, послужила мнѣ живымъ примѣромъ непрочности всего немного. И вся наша жизнь заключается въ трехъ словахъ: Elit, est, fuit (будетъ, есть, было).

 -- Объясните, что это означаетъ? спросилъ д'Артаньянъ, который началъ догадываться объ истинномъ смыслѣ этихъ словъ.

 -- Это значитъ, что меня просто одурачили при продажѣ моей лошади: шестьдесятъ луидоровъ за лошадь, которая, судя по ея бѣгу, можетъ дѣлать по пяти миль въ часъ.

 Д'Артаньянъ и Атосъ разразились смѣхомъ.

 -- Любезный д'Артаньянъ, продолжалъ Арамисъ:-- не сердитесь на меня очень, нужда не руководится законами; къ тому же я первый наказанъ за это, такъ какъ подлый барышникъ надулъ меня по крайней мѣрѣ на пятьдесятъ луидоровъ. Ахъ, вы всѣ очень бережливые люди, вы возвращаетесь на лошадяхъ вашихъ слугъ, приказавъ вашихъ дорогихъ лошадей вести въ поводу шагомъ, не торопя ихъ.

 Въ эту самую минуту фургонъ, еще нѣсколько времени тому назадъ показавшійся по Амьенской дорогѣ, остановился, и изъ него вышли Гримо и Плянше съ сѣдлами на головахъ. Пустой фургонъ возвращался въ Парижъ, и слуги условились за свой проѣздъ поить фургонщика въ продолженіе всей дороги.

 -- Что это значитъ? спросилъ Арамисъ при видѣ ихъ:-- ничего больше, кромѣ сѣделъ?

 -- Теперь вы понимаете? замѣтилъ Атосъ.

 -- Друзья мои, это совершенно то же, что случилось и со мной. Я сохранилъ сѣдло просто инстинктивно. Эй, Базенъ! Принеси-ка мое новое сѣдло и положи вмѣстѣ съ сѣдлами этихъ господъ.

 -- А что вы сдѣлали съ вашими духовниками? спросилъ д'Артаньянъ.

 -- Я пригласилъ ихъ, мой милый, на другой день обѣдать; мимоходомъ сказать -- здѣсь отличное вино; я напоилъ ихъ какъ нельзя лучше, и тогда священникъ запретилъ мнѣ снимать мундиръ, а іезуитъ сталъ просить меня принять его въ мушкетеры.

 -- Безъ всякихъ диссертацій, вскричалъ д'Артаньянъ: -- безъ диссертацій! Я требую уничтоженія диссертацій.

 -- Съ тѣхъ поръ, продолжалъ Арамисъ,-- я веду очень пріятную жизнь. Я началъ поэму въ одностопныхъ стихахъ; это довольно трудно, но вся суть именно въ преодолѣніи трудностей. Мысль поэмы прелестна; я прочитаю вамъ первую пѣснь -- въ ней всего четыреста строчекъ и это займётъ всего одну минуту.

 -- Я бы вамъ посовѣтовалъ, любезный Арамисъ, замѣтилъ д'Артаньянъ, ненавидѣвшій стихи почти такъ же, какъ и латынь:-- къ трудностямъ присоединить и краткость, тогда вы по крайней мѣрѣ можете быть увѣрены, что у вашей поэмы два достоинства.

 -- Она воспѣваетъ, продолжалъ Арамисъ,-- самыя приличныя страсти -- вы сами это увидите. Такъ, значитъ, друзья мои, мы возвращаемся въ Парижъ? Браво, я готовъ! Мы опять увидимся съ нашимъ добрымъ Портосомъ. тѣмъ лучше. Вы не вѣрите, что я соскучился по немъ, этомъ дылдѣ-дуралеѣ! Вотъ онъ уже навѣрное не продалъ бы своей лошади, даже и за цѣлое царство. Мнѣ очень хотѣлось бы видѣть на его лошади съ новымъ сѣдломъ. Я увѣренъ, что онъ будетъ возсѣдать, точно Великій Моголъ.