Читаем Три орудия смерти полностью

Hence, while the young detective (whose name was Merton) led the little priest across the fields to the railway, their talk was more confidential than could be expected between two total strangers.А посему когда молодой сыщик (чья фамилия была Мертон) вел маленького священника через поля к линии железной дороги, беседа их была гораздо доверительней, нежели можно было бы ожидать от двоих совершенно незнакомых людей.
"As far as I can see," said Mr. Merton candidly, "there is no sense to be made of it at all.- Насколько я понимаю, - заявил Мертон без обиняков, - разобраться в этом деле просто немыслимо.
There is nobody one can suspect.Тут решительно некого заподозрить.
Magnus is a solemn old fool; far too much of a fool to be an assassin.Магнус - напыщенный старый дурак; он слишком глуп для того, чтобы совершить убийство.
Royce has been the baronet's best friend for years; and his daughter undoubtedly adored him.Ройс вот уже много лет был самым близким другом баронета, ну а дочь, без сомнения, души не чаяла в своем отце.
Besides, it's all too absurd.И, помимо прочего, все это - сплошная нелепость.
Who would kill such a cheery old chap as Armstrong?Кто стал бы убивать старого весельчака Армстонга?
Who could dip his hands in the gore of an after-dinner speaker?У кого поднялась бы рука пролить кровь безобидного человека, который так любил застольные разговоры?
It would be like killing Father Christmas."Ведь это все равно что убить рождественского деда.
"Yes, it was a cheery house," assented Father Brown.- Да, в доме у него действительно царило веселье,- согласился отец Браун.
"It was a cheery house while he was alive.- Веселье это не прекращалось, покуда хозяин оставался в живых.
Do you think it will be cheery now he is dead?"Но как вы полагаете, сохранится ли оно теперь, после его смерти?
Merton started a little and regarded his companion with an enlivened eye.Мертон слегка вздрогнул и взглянул на собеседника с живым любопытством.
"Now he is dead?" he repeated.- После его смерти? - переспросил он.
"Yes," continued the priest stolidly, "he was cheerful.- Да, - бесстрастно продолжал священник, -хозяин-то был веселым человеком.
But did he communicate his cheerfulness?Но заразил ли он своим весельем других?
Frankly, was anyone else in the house cheerful but he?"Скажите откровенно, есть ли в доме еще хоть один веселый человек, кроме него?
A window in Merton's mind let in that strange light of surprise in which we see for the first time things we have known all along.В мозгу у Мертона словно приоткрылось оконце, через которое проник тот странный проблеск удивления, который вдруг как бы проясняет то, что было известно с самого начала.
He had often been to the Armstrongs', on little police jobs of the philanthropist; and, now he came to think of it, it was in itself a depressing house.Ведь он часто заходил к Армстронгам по делам, которые старый филантроп вел с полицией, и теперь он вспомнил, что атмосфера в доме действительно была удручающая.
Перейти на страницу:

Все книги серии Неведение отца Брауна

Похожие книги

Агония и возрождение романтизма
Агония и возрождение романтизма

Романтизм в русской литературе, вопреки тезисам школьной программы, – явление, которое вовсе не исчерпывается художественными опытами начала XIX века. Михаил Вайскопф – израильский славист и автор исследования «Влюбленный демиург», послужившего итоговым стимулом для этой книги, – видит в романтике непреходящую основу русской культуры, ее гибельный и вместе с тем живительный метафизический опыт. Его новая книга охватывает столетний период с конца романтического золотого века в 1840-х до 1940-х годов, когда катастрофы XX века оборвали жизни и литературные судьбы последних русских романтиков в широком диапазоне от Булгакова до Мандельштама. Первая часть работы сфокусирована на анализе литературной ситуации первой половины XIX столетия, вторая посвящена творчеству Афанасия Фета, третья изучает различные модификации романтизма в предсоветские и советские годы, а четвертая предлагает по-новому посмотреть на довоенное творчество Владимира Набокова. Приложением к книге служит «Пропащая грамота» – семь небольших рассказов и стилизаций, написанных автором.

Михаил Яковлевич Вайскопф

Языкознание, иностранные языки