Но вот что-то замельтешило вдали, выросло, очертилось в человеческую фигуру, одиноко шагавшую по черным опалинам… Кравцов искал среди убитых Сукуренко. Он искал уже полдня и не находил. Случайно наткнулся на тело фон Штейца, заметил коробочку с осколками, поднял, прочитал на крышке надпись: «Реванш! Помни, Эрхард!» Он долго смотрел на эту страшную надпись, которая, подняв немцев на безумие, погубила миллионы людей на планете, разрушила великие творения человеческого ума и рук его.
Кравцов с гневом втоптал в землю коробочку вместе с осколками, накрыл тяжелым камнем и, не оглядываясь, пошел прочь. Он сел в куцый «виллис» и велел шоферу ехать в Севастополь.
При въезде в город подполковник увидел сидевшего на дороге лейтенанта-в помятом и изорванном мундире. Остановил машину, соскочил на обочину, все глядя на лейтенанта и удивляясь тому, что у офицера белая, будто запорошенная снегом, голова…
— Товарищ лейтенант, вас подвезти? Куда вам?
Лейтенант поднялся, сделал шаг и остановился, глядя на Кравцова, будто припоминая, где же он видел его.
— Я… Сукуренко… Марина я… Узнаете?..
— Марина!.. — страшным криком вырвалось из груди Кравцова. Он подбежал, поднял на руки, посадил в машину…
…Был теплый вечер, теплый, как сама жизнь, и ласковый, как самое трудное счастье. Они шли по набережной. Она рассказывала о своей жизни, о том, как не расстрелял ее немецкий офицер, как потом пряталась в подвалах севастопольских домов и ждала… Кравцов слушал и удивлялся, откуда у нее берутся такие громадные силы, такая любовь, такая вера в правду, в жизнь.
Они остановились. Над городом развевались красные знамена, освещенные прожекторами. Она улыбнулась:
— Фашист спрашивал у меня: «Что есть ваша Советская власть?» Не знаю, почему вдруг ему захотелось задать такой вопрос. Я сказала: «Посмотри на меня лучше. Видишь? Я и есть Советская власть…»
Кравцов взял ее под руку. Они пошли вдоль берега.
Море пело им вечную песню о жизни…