Триумф механики

— Миллиард механических кроликов…

— Небьющихся… небьющихся… — судорожно повторял герр Фордертайль.

— Ужасно… миллиард меха…

Бургомистру пришлось стряхнуть с плеча забравшегося туда кролика. Зверек уже намеревался запрыгнуть ему на голову.

— Ваша проклятая фабрика!.. — гневно закричал он, уже готовый зарыдать от ярости.

— Да… да… Но я не понимаю…

— Чего вы не понимаете?

— Такое количество кроликов фабрика не производила и за все время своего существования.

— Тогда откуда они взялись?

Герр Фордертайль не смог ответить, так как именно в этот момент на него плюхнулось содержимое опрокинутой кроликом чернильницы. Новые элегантные черные брюки были безнадежно испорчены красными чернилами. Бургомистр разразился нервным смехом, который перекатывался в жалобный скулеж, пока герр Фордертайль не оправился от потрясения и не заговорил:

— Я предполагаю, что наши последние крупные заказы были от самого мистера Хопкинса. Этот человек сам дьявол… и он хочет добраться до нас. Но… — И, не обращая внимания на разделявшую их красную лужицу, он наклонился к бургомистру и продолжил шепотом: — Я опасаюсь кое-чего еще более ужасного.

— Чего же?

У главы города даже волосы на затылке зашевелились.

— Разве вы не заметили, герр бургомистр, что все эти кролики как бы двух видов или, точнее, двух поколений?

— Воистину! Воистину!

Среди двадцати трех кроликов, наводнивших стол бургомистра, можно было увидеть нескольких, которые были меньше остальных. Их мех казался мягче и больше походил на пух, а двигались они с какой-то юношеской неуклюжестью. В остальном они имели те же черты, что и другие солдаты этой армии маленьких монстров: красные стеклянные глаза, безжизненно торчащие в разные стороны острые мордочки, перекошенные омерзительной ухмылкой.

— Понимаете теперь? Вот что самое страшное. Должен признаться: пока мистер Хопкинс еще работал у нас, он говорил, что открыл невероятный способ размножения механических особей, сродни естественному. Тогда мы только посмеялись над ним. Но теперь он не просто разработал этот способ, но еще и применил его… очевидно, чтобы, чтобы… терроризировать нас. Его механические кролики имеют просто поразительное сходство с живыми. Они даже воспроизводят на свет потомство. И сегодня появилось уже третье поколение, а завтра будет пятое, а послезавтра мы все захлебнемся волной двух миллиардов кроликов.

Этот разговор оборвался довольно быстро и неожиданно. Вместе с ним оборвалась и связь между бургомистром и герром Фордертайлем. Охваченный вполне естественным стремлением сохранить рассудок и, возможно, также мгновенным смятением и лихорадкой ненависти и отчаяния, бургомистр яростно схватил зачинщика этой чумы, развернул его и вышвырнул за дверь.

Однако это все равно не могло спасти от беды. Если поначалу появление кроликов забавляло жителей города, то вскоре они уже начали гневно шептаться об этом безобразии. Гнев сменился смятением. За смятением пришло отчаяние. Теперь в городе обитали лишь ужас и отвращение. Невозможно было спокойно сесть за стол: одна из белых бестий обязательно запрыгивала в тарелку. А стоило кому-нибудь в припадке ярости швырнуть ее на землю, это лишь подтверждало ее прочность. Боялись кролики только огня. Поэтому с разрешения магистрата на всех улицах и площадях устанавливали деревянные будки, куда горожане сносили кроликов в ведрах, фартуках и клетках, после чего эти будки поджигали. Но несмотря на все меры, число кроликов росло с каждым часом и горожане, одолеваемые отвращением, наконец сдались. Борьбе пришел конец. Костры горели, а в воздухе стоял тошнотворный запах паленой шерсти. Кролики беспрепятственно разрушали экономику и транспортное движение. Они мешали любым видам социальной активности, даже любви они не оставили места.

Когда на Нойгассе родился мертвый ребенок — ужас, пережитый матерью, спровоцировал преждевременные роды, — отмеченный к тому же заячьей губой, в городе начались волнения и мало что могло удержать людей от того, чтобы не собраться у входа в ратушу. В этот решающий и опасный момент бургомистр вспомнил Наполеона III, который мог успокоить разбушевавшиеся массы пышными праздниками. Любые меры против этого волнения показались ему еще разумнее, когда он, к своему ужасу, увидел в доме уже пятое поколение кроликов. Поэтому и распорядился, чтобы на следующий день был организован большой праздник в честь поэта Шиллера.