Мы замолкаем. Я практически бессовестно улеглась рядом с Титовым на койку. Если сейчас кто-то зайдет, будет очень неловко и неудобно. Но у меня попросту нет сил, чтобы подняться. Только сейчас, в этот момент, я понимаю, насколько вымоталась. Эмоционально и физически истощила все свои резервы. Мне нужна передышка. Пусть это будет всего пара минут в объятиях Титова, но они нужны мне так же сильно, как воздух!
— У тебя не будет проблем в Академии, Юль? Из-за прогулов?
Я поджимаю губы. Прямой вопрос, который требует прямой ответ. Вот только сейчас не самое лучшее время для признаний. Лишние волнения Дану противопоказаны. Но и врать я тоже не хочу…
— Что-то не так? — спрашивает Титов, будто почувствовав мое замешательство.
— Тут такое дело… — начинаю, но договорить не успеваю.
Дверь в палату открывается. Я испуганно подскакиваю на ноги. Титов хватает меня за руку, не давая отскочить от него в другой конец комнаты. В палате появляется его мать.
— Что здесь происходит? — грозно вопрошает Ирина Григорьевна, сверля меня своим недовольным взглядом.
— Я уже ухожу, — кидаю, дергаясь в сторону двери.
Богдан не дает. Крепче сжимает пальцами мое запястье, возвращая обратно. Заставляет сесть рядом с ним. Припечатывая мать своим решительным:
— Юля остается со мной. А тебе пора отдохнуть, — добавляет с напором, — мам.
Глава 40
От того тона, каким Титов попросил маму «на выход», стало не по себе. Не хотелось бы ощутить подобную холодность в собственный адрес. Вот теперь вполне очевидно, что у мамы и сына не самые теплые взаимоотношения. Во многом, полагаю, потому, что Ирина Григорьевна любит указывать другим, как им стоит жить. Характер у нее такой — непримиримый. Не знаю, хорошо это или плохо. Не берусь судить. Но какой-то благородной частичкой души мне сейчас стало ее жаль.
— Прости, что? — переспрашивает Ирина Григорьевна, краснея пуще прежнего.
— Я говорю, что, кто, когда и где будет меня навещать, я вполне способен решить сам, мама, — спокойно отвечает Дан, крепче сжимая мою ладонь. — А тебе пора отдохнуть после перелета и бессонной ночи.
Женщина поправляет невидимую складку на подоле своего платья и пугающе спокойно переспрашивает:
— Ты выгоняешь собственную мать?
— Я тебя не выгоняю, а отправляю в отель. Выспаться и нормально пообедать, а не фаст фудом из столовой. Прошу, давай хотя бы сейчас без скандалов? И тебе, и мне нужен отдых. Увидимся завтра.
— Но как я оставлю тебя одного, Богдан?!
— Я не один. Со мной останется Юля. Правда? — смотрит на меня Титов.
Я киваю. Выдавливая сквозь скованное горло сиплое:
— Мхм. То есть, да. Да, конечно!
Женщина недовольно морщит нос, высокомерно отворачиваясь. Я не знаю, что я к ней чувствую. Честно. Не могу сказать, что обижена за те слова и «малолетку», которую она бросила мне в лицо. Для нее вся эта ситуация тоже стала потрясением. Да. Но и подругами мы станем вряд ли.
В тот момент, когда Ирина Григорьевна, подхватив свою сумочку, двинулась на выход, в пороге появился папа. Проводив маму Дана взглядом, полным молчаливого упрека, Степан Аркадьевич закрывает дверь и проходит в палату. Смотрит на меня. Подмигивает. И переводит взгляд на Титова. Улыбается бодро, будто и не было его бессонных ночей. Говорит:
— Хреново выглядишь, дружище. Прям как в бурные молодые годы! Ничего не меняется, — пожимает другу здоровую руку. — Как ты? Как самочувствие?
— Как ты и сказал — хреново, — улыбается Дан. — Спасибо, Степ. За все.
— Ерунда. Это вон Юльке «спасибо», она обзвонила все больницы и нашла тебя раньше правоохранительных органов.
Я смущенно отвожу взгляд, когда Титов оборачивается и смотрит в мою сторону. Внимательно и с такой нежностью, что в сердце щемит.
— Нехило ты нас всех заставил поволноваться, — продолжает па, подкатывая к больничной койке стул.
— Вношу разнообразие в вашу скучную и унылую жизнь.
— О, он еще и шутит. Ну, значит, точно все в порядке, — смеется па.
Я улыбаюсь.
Между мужчинами завязывается разговор. Я молчу, стараясь не отсвечивать, но уши ловят каждое слово. Несмотря на слабость и явное желание поспать, Богдан рассказывает про то утро, когда я ждала его в Питере.
Он вышел из дома раньше обычного, чтобы поехать в офис. Буквально через час после нашего созвона. Спустился на подземную парковку, где мы с ним столько раз оставляли машину, и столкнулся с компанией парней. Все, как один, борзые.
— Их было пятеро, — наморщив лоб, вспоминает Титов. — По крайней мере, в моем поле зрения.
На этот моменте я охаю, крепче стискивая пальцы Богдана. Дан стреляет глазами в сторону папы. Тот, сообразив, что такая история не для моих девичьих нежных ушей, быстренько пытается меня спровадить, говоря:
— Юльчик, принесешь мне кофе? На первом этаже стоит автомат. Валюсь с ног от усталости.
— Но, пап! Я уже не маленькая!
— Юля.
Я обиженно вздыхаю.
— Ладно. Скоро вернусь.
Выпускаю руку Титова из своего захвата и, оглядываясь, выхожу из палаты. В пороге чуть не налетаю на серьезного мужчину в форме. Судя по всему, следователь.