Наоборот, Вырубова была в ежедневных сношениях со всей Царской семьей, в точности изучила особенности характера Государыни и научилась в совершенстве приемам воздействия на нее. В сущности, в той потрясающей драме, которую пережила страна в течение двух последних лет поверженного строя, роли {88} Распутина и Вырубовой настолько тесно переплелись, что выяснить степень значения каждого из них в отдельности нет никакой возможности. Если общественность была в особенности возмущена ролью Распутина, а Вырубову отодвигала на второй план и интересовалась ею гораздо меньше, то это исключительно потому, что близость к Царице женщины, принадлежавшей к петербургскому обществу и ничем особенным не отмеченной, не представлялась ничем анормальным, тогда как близость безграмотного мужика, ведущего явно распутную жизнь, была для всех и каждого обстоятельством, настолько выходящим из рамок обычных явлений, что вызывала всеобщее негодование.
Между тем, повторяю, определить, кто из этих двух людей нанес больший реальный вред строю, — нельзя. В сущности, сила их проистекала из согласованной совокупности их действий.
Занятое Вырубовой положение, несомненно, тешило ее природное с течением времени все более и более разыгравшееся честолюбие. Весьма возможно, что она была при этом искренно убеждена, что служит интересам Царской четы.
{89}
8.
Если у Государыни вера в Распутина была безгранична и всеобъемлюща, то вера Государя в него ограничивалась, по-видимому, убеждением, что он обладает целительной силой по отношению к Наследнику. На государственный разум Распутина, на его умение распознавать людей Николай II не полагался и, если, тем не менее, его кандидаты назначались на высокие посты, то лишь благодаря усиленным настояниям Царицы. Однако, и этим настояниям он стремился не подчиняться и во всяком случае не сразу им следовал.
Из переписки Царской четы ясно видно, что Царице приходится долго и упорно настаивать на назначении или увольнении того или иного лица, чтобы, наконец, этого достигнуть, причем некоторые ее кандидаты так и не проходят, а все назначения, состоявшиеся в ставке, т. е. вдали от Александры Феодоровны, сделаны вопреки ее желанию. Так назначены были Самарин — обер-прокурором Св. Синода и ген. Поливанов — военным министром; так был уволен Штюрмер и заменен Треповым.
Если Императрица просто не верила лицам, утверждавшим, что Распутин предается пьяному разгулу, что он хвастает своей близостью к Царской семье и почитала эти утверждения за {90} простую клевету, распускаемую ее личными врагами, то Государь, наоборот, в душе сознавал, что рассказы эти, хотя, быть может, преувеличены, но имеют какое то основание и даже неоднократно высказывал Распутину свое явное по этому поводу неудовольствие. Если Царь, тем не менее, не отдалил Распутина от двора, то лишь вследствие того, что, с одной стороны, верил в его, незаменимую для поддержания здоровья и даже жизни Наследника, целебную силу, а с другой, — потому что не мог преодолеть настояний Государыни. Чрезвычайно характерна в этом отношении фраза, сказанная Государем в 1911 г. Столыпину, усиленно убеждавшему его выселить Распутина в его родное село Покровское, с воспрещением выезжать оттуда: «Я знаю и верю, Петр Аркадьевич, — сказал Государь, — что вы мне искренно преданы. Быть может, все, что вы мне говорите — правда. Но я прошу вас никогда больше мне о Распутине не говорить. Я все равно сделать ничего не могу».
Ранее этого, когда Распутин еще никакого влияния на политику не имел и вся беда сводилась к тому, что в царские чертоги проник разгульный бахвалившийся мужик, о чем усиленно гласила мирская молва, Государь выставлял и другой довод. Он говорил, что Распутин никакими правами им не облечен, а то обстоятельство, что он бывает во дворце, что он с ним беседует, — решительно никого не касается:
«— Это моя частная жизнь, — заявлял Государь, — которую я имею право, как всякий человек, устраивать по моему личному усмотрению...»
Но в том то и сила, что у монархов частной жизни нет. Они живут как бы в {91} заколдованном кругу, где все, творящееся за его пределами, во многом для них неведомо и непонятно, куда отзвуки жизни доходят с большим трудом. Но за то вся жизнь самих монархов, каждый их жест, на виду у публики и обсуждаются ею со всех сторон. В этом случае, можно сказать, что если для глаз Царя стены его дворца непроницаемы и заслоняют окружающий мир, то для глаз общества они прозрачны и даже напоминают собою оптическое стекло, представляющее все в преувеличенном виде.
Впоследствии многие не могли понять, каким образом Александра Феодоровна настаивала на святости Распутина, несмотря на то, что ей со всех сторон твердили, что Распутин — грязный, хвастающийся своей близостью к ней, мужик. Да, ей многие это говорили, даже из числа лиц наиболее близких ко двору; многие, но не все, ибо были и такие, которые, наоборот, поддерживали ее в убеждении, что Распутин чудотворец и провидец.
Среди них главную роль играла, разумеется, А. А. Вырубова.