Царевна Софья и Пётр. Драма Софии

Иными словами, «рекомендательные грамоты к царям и паспорты», которыми, по словам Нёвилля, снабдил его король, могли представить его только как одного из мелких сотрудников польской миссии в Москве. Её, как и русскую миссию в Варшаве, возглавлял невысокий посольский чин — резидент; ниже его стоял только гонец, но при каждой резидентуре состоял штат дворян и слуг.

Это позволяло Нёвиллю, не объявляя особой миссии и не рассчитывая, вопреки его уверениям, на официальную аудиенцию царей, побывать в Москве с каким-то частным королевским делом, общаться с представителями Посольского приказа и, возможно, заинтересовать своей болтовнёй самого канцлера Голицына. Впрочем, ему проще было встретиться с покупавшим модные новинки князем по торговым делам, вовсе не требовавшим предъявления документов. В любом случае, пышная встреча на границе, которую описал француз, происходила не с ним…

Безудержная фантазия автора, как легко видеть, сравнив текст и исторический комментарий, превращала де ла Нёвилля в великого французского дипломата и шпиона. Реальность предстаёт перед нами в донесении маркиза де ла Бетюна во Францию 6 января 1690 г., опубликованном А.С. Лавровым. Она тоже сильно приправлена вымыслом в духе газетных корреспонденции, которые будоражили тогда всю Европу и широко использовались в своих информационных кампаниях правительствами, в том числе России[9].

«Граф Габриэль Ромен и господин де ла Нёвилль, — писал маркиз, — проведя шесть месяцев в Москве, где они были удерживаемы как пленники в течение всех смятений, происходивших в этой стране, были отпущены лишь после сильных настояний, сделанных от имени польского короля во время их освобождения». Слова «смятения» и «пленники» — характерное для рассказов Нёвилля преувеличение. Хлопотать же о выдаче двум лицам, приехавшим в Россию под покровительством Яна III (по его поручению, на службу или поселение), документов для возвращения в Речь Посполитую «от имени польского короля» должен был его постоянный резидент в Москве Юрий Доминик (1687–1694).

Они, продолжает де ла Бетюн, «сообщили, что новый царь решил в своём совете начать войну с Литвой этой весной и что он уже приказал сделать большие приготовления и магазины запасов на границах. Они добавляют, что царь совещался о том, воевать ли ему со Швецией или Польшей, и что его совет принял решение атаковать последнее королевство. Если это окажется верным, то Сейм будет принуждён заключить мир с Портой по меньшей мере на условии уступки Молдавии, и мы удачно воспользуемся этой новостью, чтобы подтолкнуть Речь Посполитую к тому, что мы желаем», т.е. к выходу из Священной лиги.

Мы не знаем, кто таков граф Ромен, игравший в путешествии Нёвилля первую роль (и потому им не упомянутый). Но очевидно, что из массы живых рассказов этих безответственных лиц о «Московии» маркиз выбрал то, что могло бы развлечь и утешить Людовика XIV. Государственный секретарь по иностранным делам маркиз де Торси должен был, при всеобщей в те годы нелюбви к Франции, хоть иногда рассказывать королю обнадеживающие «новости». Даже если они были абсолютно ложными. Россия не собиралась покидать Священную лигу и следила, чтобы этого не сделали другие. Но распространение подобных слухов при дворе Яна III, который был не прочь заключить сепаратный мир с турками и предать союзника, было на руку обоим королям, польскому и французскому.

Нёвиллю очень не понравилась Россия, где авантюриста при дворе не приняли. Но в Европе было много дворов! В «Посвящении» к своим Запискам он уверяет, что ездил затем с поручением Яна III в Ганновер выразить соболезнование герцогу Эрнсту Августу по поводу смерти сына. Разумеется, автор представляет себя тайным агентом Франции в лице маркиза де ла Бетюна, для которого должен был собирать новости.

Такими лицами, приносящими разнообразные слухи и выполняющими мелкие поручения, были обычно незнатные путешественники: купцы, наёмные офицеры и т.п. Статуса это побочное занятие не давало. А Нёвиллю, хоть в издании Записок для французов он и хочет показаться верным и даже романтически тайным слугой Франции, требовался именно статус. В конце концов, он же был француз!

Направившись в 1690 г. в Версаль с соболезнованиями польского короля по случаю смерти французской дофины, наш герой, по его словам, представляясь «посланником», «мог посетить проездом некоторые дворы, при которых меня хорошо знают и всегда оказывали учтивый прием». Скорее всего, Нёвилль и здесь преувеличивает: «посланником» Речи Посполитой к Людовику XIV он быть не мог, зато сопровождать такого посланника, да ещё на свои деньги, мог устроиться. Под прикрытием польского посольства он действительно мог перевозить письма Бетюна, хотя и в таком деле оказался ненадёжен.

Как выяснила не так давно И. де Мадаряга, при возвращении из Версаля в Варшаву Нёвилль забыл в багаже и потерял секретные документы, направленные с ним тайному агенту Франции в Германии Бенуа Бидалю — парижанину, прикидывавшемуся шведским бароном^{61}.