Ты можешь идти один

— А тебе нужно, чтобы все наверняка, да? Чтобы все по полочкам? Я ни секунды времени не потрачу на человека, который боится сказать несколько слов. Это же просто слова. Я не напишу их на бумаге и не расклею по всей школе.

Набрав полную грудь воздуха, я повернулся к Жанне и спросил:

— Ты согласишься пойти со мной на осенний бал?

Она задумалась, посмотрела в окно, отхлебнула чай.

— Да, — внезапно сказала она, разом подняв меня из глубин преисподней на самые вершины рая. — Но при одном условии.

— Каком?

— Если ты будешь со мной танцевать. Весь вечер. Каждый танец, какой мне захочется.

— Конечно! — пообещал я, упуская из виду тот факт, что танцевать не умею совсем.

— Я не очень-то люблю эти школьные сборища. В ДК на дискотеке будет гораздо веселее. Поэтому твоя задача — не дать мне скучать. Если справишься — обещаю тебе маленький сюрприз.

— Сюрприз? Какой?

— Много просишь! Если скажу — какой же это будет сюрприз?

Она засмеялась и толкнула меня плечом. Прядь ее волос скользнула по моей щеке.

— Ладно, давай заниматься, — сказала она. — Если Михайловна от меня не отстанет, я вместо осеннего бала буду дома геометрию учить.

— А я буду тебе помогать, — с неожиданной смелостью заявил я.

— Размечтался! — фыркнула Жанна.

* * *

Самое опасное, что может сделать человек, это впасть в эйфорию. Когда ты идешь по улице, на твоем лице расцветает глупая улыбка, а в душе поют ангелы, ты представляешь собой идеальную мишень. Такому не учат в школах и институтах. Об этом не скажут родители. Но это — истина, которую необходимо знать.

Путь от дома Жанны до моего дома занимал пять минут. Я не ждал ничего плохого, в мыслях я перебирал, как четки, все услышанные от своей возлюбленной слова. Я пытался проникнуть в их тайный смысл, разгадать все полунамеки, когда розовую пелену разорвал громкий свист.

Остановившись, как вкопанный, я повернул голову, и всю романтику смыло в унитаз. Ко мне бежали шестеро. Я успел заметить налитые кровью глаза Рыбы, синюю спортивную куртку Семена. Остальных я не знал. Казалось, прошло не больше секунды, прежде чем меня свалили с ног, бросили в грязную лужу и принялись пинать.

В этот момент я даже не чувствовал боли — все пожрал липкий, противный, бесконечно расползающийся страх. Я не воспринимал их вопли, страшные ругательства. В голове колотилась лишь одна мысль: «Этого не может быть!» Да, я до последнего не верил, что происходящее реально.

Внезапно избиение закончилось. Я поднял голову, и Рыба плюнул мне в лицо. Я почувствовал, что пла?чу и, наверное, уже давно.

— Гомик, нюни распустил! — мерзким визгливым голосом произнес один из нападавших.

Потом они ушли. Я остался лежать в грязи, сотрясаясь от рыданий. Вставать не хотелось. Не хотелось даже дышать. Пределом моих мечтаний стала смерть. Почему бы мне просто не умереть здесь? Как можно жить после этого?

Я закрыл глаза. Представлял, как приду завтра в класс. А там будет Рыба, там будет Семен. Они будут смеяться и показывать пальцами. Может быть, на перемене или после уроков все повторится, снова и снова. Зачем им это нужно? Почему они хотят лишить меня света? Тот робкий огонек, что всколыхнулся у меня в душе, погас. Его втоптали в ту же самую грязь. Не было больше света в целом мире.

— Жив? — послышался голос.

Я нехотя открыл глаза и увидел присевшего рядом пожилого мужчину.

— Вижу, жив, — сказал тот, не дождавшись ответа. — Вставай.

— Не хочу, — всхлипнул я.

— А ты через «не хочу». Жить иногда приходится через «не хочу».

Я поднялся, скрипя зубами от боли. Болело все — голова, руки, ребра, грудь, живот, ноги — не было такого места, куда бы меня не ударили. Кроме того, было мерзкое ощущение на лице, залитом кровью, слезами и слюнями Рыбы.

— На вот, держи. — Мужчина протянул платок. — Вытри лицо. До дома доберешься?

— Доберусь, — сказал я. — Спасибо.

Ноги дрожали от пережитого кошмара, но идти я был вполне способен. Машинально протянул мужчине обратно окровавленный платок.

— Оставь себе или выброси, — махнул тот рукой. — И запомни: когда тебя бьют — это не стыдно. Стыдно, когда ты бьешь слабого.

Может быть, в его мире так оно и было. А в моем мире все наоборот. Никто не осудит поступка Рыбы. Так, пожурят немного, если узнают. А вот я для всех теперь стану ничтожеством. Кроме, может быть, Маши. И Брика.

Дома с моим приходом началась паника. Мама кинулась промывать мои ссадины и заклеивать их лейкопластырем, а папа требовал назвать имена виновников. Почему они не желали понимать, что этим делают мне только больнее? Своей заботой заставляют меня чувствовать себя еще более маленьким и несчастным.

* * *

Суббота — день особенный. Из каких-то непонятных соображений его в прошлом году сделали учебным, но примерно половина учеников продолжала привычно его игнорировать. Да и уроки-то были такие, пропустить которые можно без особого вреда здоровью: литература и английский язык.