У нас на дворе (рассказы)

Витька кивает. На душе у него становится чуть полегче. И тут только он замечает: ух, как здесь красиво! Стены отделаны полированным деревом, блестящим и скользким, как лед. Все залито светом, хотя ламп не видать. Кресла какие-то чудные, низкие. И столики тоже, как в детсаде, только круглые и ножки - растопыркой. Все это напоминает Витьке кадр из какого-то заграничного фильма.

А вот и сама студия! Дверь в нее приоткрыта. Ну и дверь! Витька думал, такие бывают только в подвалах банка, где хранится золото, или бомбоубежищах. Толстенная! Из одной такой можно пять сделать! Краешком глаза Витька заглядывает внутрь студии; стены обиты чем-то светлым, вроде клеенки, и почему-то все усеяны дырочками. Зачем? Непонятно. На столиках какие-то приборы, вроде микрофонов. Или это и есть микрофоны?

Витька вздыхает: надо идти.

Сергей Иванович оказался тощим и длинным, как гвоздь. Хмур и молчалив. Пожилой уже. Он курил и глухо, надсадно кашлял. Посмотрел на пластинку, присвистнул.

"Сейчас скажет "в утиль", - подумал Витька.

И мастер сказал:

- В утиль...

Витька едва не заплакал. Но вовремя прикусил губу.

- Вы хоть чуть-чуть, - тихо выдавил он. - Хоть немножко... А?

- Немножко? - Сергей Иванович усмехнулся, покачал головой, протянул сверток обратно мальчику.

- А тут что? - ткнул он пальцем в пластинку. - Рок-н-ролл? Буги-вуги?

- Отец, - пробормотал Витька. - Погиб он.

Сергей Иванович из-под лохматых бровей, нахмурившись, оглядел Витьку, молча развернул фланель. Освободив место на столике, стал с лупой разглядывать бороздки.

- Да, - протянул он. - Работенка!

Витька молчал.

Сергей Иванович долго изучал пластинку.

- Где погиб отец-то? - спросил он.

- Возле Зальценбурга. Он сапером был. - Витька помолчал. - А деньги вот - рубль тридцать... Но, если мало, - заторопился он, - я еще добуду.

Сергей Иванович маленькой мягкой щеточкой неторопливо чистил пластинку. С лупой, зажатой в глазу, со щеточкой в руке, он походил на часовщика.

- Так, - сказал Сергей Иванович. - Значит, достанешь деньги? А откуда?

Витька насупился.

- У матери свистнешь? - подсказал Сергей Иванович. - Или коньки загонишь?

- Я не свистну, - сказал Витька. - Я добуду...

Сергей Иванович, разговаривая, продолжал чистить пластинку.

- Под Зальценбургом есть маленький городишко, забыл название, негромко сказал он. - Смешной городок. Все домики разноцветные, с острыми крышами, как игрушечные. И тротуары из желтых кирпичиков, тоже как игрушечные. И флюгера на крышах - тоже игрушки. Тут тебе и Дюймовочка, и Золушка, и Кот в сапогах, и Красная Шапочка. Но больше всего деревянных человечков - Буратино. На крышах, на окнах, на дверях...

- А знаете, - вдруг некстати сказал Витька. - Я родился восемнадцатого апреля. В сорок пятом. В тот самый день, когда погиб мой отец...

К чему он это сказал? Вовсе некстати. Но мастер кивнул:

- Да...

Помолчал и прибавил:

- А у меня вот сынишка был... Поменьше тебя. Погиб. Тут, в Ленинграде... Сын погиб, а я жив. - Он покачал головой, словно удивляясь этой нелепости: молодой умер, а старый живет.

Сергей Иванович вынул лупу из глаза - под веком, возле носа, врезался глубокий багровый рубец, - достал из шкафа пузырек с какой-то зеленоватой жидкостью, помочил тряпочку и осторожно потер самый краешек пластинки. Посмотрел в лупу, опять потер.

- "Grusse und Kusse!" - прочел он и усмехнулся. - Ну до чего слезливый народ эти немцы. Прямо как девицы.

В мастерскую вошла пожилая женщина. Вынула из сумки сахарницу с отколотой ручкой и стала ждать, когда освободится мастер.

- Вот что, - сказал Сергей Иванович Витьке. - Оставь свое письмо. Сейчас некогда. Народ. Приходи к закрытию. К семи. Вместе помудруем. Авось что и выйдет.

Витька кивнул, пошел к двери. Конечно, он придет! А как же!

- Да! А насчет денег - вытряси из головы! - крикнул ему вслед Сергей Иванович.

...Целый вечер провели Витька и Сергей Иванович в пустой мастерской. Мастер выстроил на столике шеренгу разноцветных бутылочек.

- Главное, подыскать удачный растворитель, - объяснил он Витьке. Такой, чтобы клей растворил, а целлулоид - ни-ни, не трогал. Иначе Grusse und Kusse! Пиши пропало...

Витька присмотрелся: бороздки на вид были одинаковы. А ведь звуки получаются разные! Значит, чем-то совсем незаметным, совсем крохотным, вовсе даже невидимым глазу, каждый миллиметр бороздки отличается от соседнего.

Пробуя разные жидкости, мастер разговаривал с Витькой. Говорил он отрывисто, с большими паузами.

- Что мать? Одна? - спросил он.

- Одна...

Мастер взял другую бутылочку, красноватую, посмотрел в лупу, щеточкой почистил пластинку.

- Неправильно...

- Что неправильно? - не понял Витька.

- Неправильно, говорю, что одна. "Мертвый в гробе мирно спи". А живой он живой и есть...

- А сами вы? - тихо сказал Витька.

Он уже знал, что мастер одинок: жена и сын погибли в блокаду.

- И я - неправильно, - согласился Сергей Иванович. - Домой приду, хоть со столом беседуй.