У зла нет власти

И ещё я вспомнила недоверчивые вопросы Максимилиана: неужели я в самом деле собираюсь сражаться? А знаю ли я, что такое настоящая война? И взгляды, которые он при этом на меня бросал: видно, думал о том же, что сейчас вслух проговорил принц-деспот. «Девчонка глупа, как веник»… Может быть, Максимилиан вполне согласен с принцем?!

— Макс, послушай…

— Выходим на изнанку, — отозвался он сухо. — Попытаемся распутать здесь.

* * *

Кабинет Гарольда был увит спутанными нитями, петли свисали с потолка, торчали изо всех стен, изо всех предметов. Обломки посоха терялись в коконе тонких и толстых волокон. К шкафу невозможно было продраться без ножниц — так плотно его оплело. Красная нитка, связанная с Обероном, встречалась то тут, то там, но никуда не приводила — висела обрывками.

Принц-деспот лежал на полу, в облачке сырого тумана. Я посмотрела ему в лицо и отпрянула: здесь, на изнанке, он и выглядел таким чудовищем, каким был на самом деле. Разные нитки обвивали его, толстые и тонкие, тусклые, оборванные, с размочаленными концами: принц-деспот был намертво вшит в историю Королевства.

Максимилиан вытащил из сумки книгу-оборотня. У меня от сердца отлегло, когда я увидела, что красная нить не побледнела — наоборот, будто налилась светом и на ощупь казалась тёплой. Вот только куда она ведёт? Мы с Максимилианом минут десять бродили, как в лабиринте, перебирая руками по красной ниточке, распутывая узлы и пролагая ей дорогу среди густых сетей, но самый большой узел, у входа в комнату, не смогли распутать. Нитка потерялась в ворсистом ковре.

— Дай мне посмотреть, — я взяла книгу у Максимилиана.

Томик сам раскрылся на заложенной странице. Я отодвинула закладку, вглядываясь в изображение Швеи, и вдруг меня ударило будто током: все нитки, опутывавшие книжку, и самая яркая красная нить были завязаны на листке бумаги, на этой «закладке», а не на книге!

— Макс! Смотри!

— Выходим, — сказал он отрывисто.

Наши ладони соприкоснулись. Руки Максимилиана чуть заметно дрожали.

— Всё имеет изнанку… Но изнанка — только одна сторона…

Как и в прошлый раз, мне захотелось вздохнуть с облегчением, перейдя из изнанки на лицевую сторону мира. За окном всё ниже склонялось солнце, принц-деспот лежал без движения, в замке грохотали сапоги, перекликались голоса и продолжалась своя, явно не мирная жизнь.

— Это записка, — Максимилиан поднёс лист бумаги к глазам. — Ну-ка, посвети.

В комнате было ещё достаточно светло, но я поняла, что он имеет в виду. Поднесла к бумаге навершие посоха; в зеленоватом свете на полупрозрачном тонком листе проступили выведенные от руки, с наклоном влево, слова: «Нет. Вы ничего мне не должны. Завтра я думать забуду».

Ни подписи. Ни даты. Максимилиан понюхал записку, жадно шевеля ноздрями:

— Нет колдовства. Нет яда. Духов тоже нет, либо выветрились. Записка давняя, судя по тому, как вылиняли чернила…

— Это улика! — выкрикнула я в восторге. — Это первая серьёзная зацепка, она приведёт нас к Оберону!

— Ты думаешь?

— Ты же видел эти нити! Записка напрямую связана с исчезновением его величества, мы должны найти человека, который её написал! Это женщина…

Я запнулась. Некромант заинтересовался:

— Почему именно женщина?

— Почерк женский. Кроме того… представляешь, чтобы мужчина написал такое? Королю?

— «Вы ничего мне не должны», — медленно повторил Максимилиан. — «Завтра я думать забуду». Похоже, ты права.

— И Оберон хранил эту записку столько лет! — Я волновалась, чувствуя, как разгораются щеки. — Здесь какая-то тайна, и с ней связано всё, что случилось потом!

— А у него была жена? — после паузы спросил некромант.

Я призадумалась.

— Разумеется, была, мать принца Александра… Она умерла, кажется, когда принц был маленький.

— Отчего она умерла?

— Не знаю.

— Очень странно. Оберон ведь великий маг, умеет исцелять, он бы…

Не договорив, Максимилиан почесал кончик носа. Ногти у него были длинные, острые, на носу осталась красная полоска.

— Вот только не надо всяких мутных предположений, — нервно сказала я. — Маги тоже не всесильны, даже великие.

— Не всесильны, — согласился он, разглядывая бумажку на просвет. И, помолчав, добавил: — А жаль.

Если бы у нас было время, подумала я тоскливо. Мы бы обошли всё Королевство с этой запиской, и рано или поздно узнали бы, кто её написал. Хотя бы по почерку. Почерк такой особенный, витиеватый, с наклоном влево… Но времени нет, и, может быть, автор этой записки сейчас трясётся на телеге прочь от города, в неведомые земли, в надежде, что туда не доберётся Саранча.

— «Вы ничего мне не должны», — вслух повторил Максимилиан. — А его сын? Что он не помнит Оберона — мы знаем, а мог ли он написать такую записку?

— А почерк…

— Может, его в детстве учила чистописанию какая-нибудь фрейлина, с завитушками… «Ничего мне не должны, думать забуду». Ведь Александр, насколько я понимаю, лишён наследства?