У зла нет власти

Все поднялись с колен. Волна истерической радости подхватила и меня.

— Мы нашлём на них ужас и ночь!

— Ужас и ночь! — в единую глотку ревели солдаты, стражники и ополченцы.

— Смерть врагу!

— Смерть врагу! Смерть! Раздавим!

Я поняла, что меня саму сейчас раздавят. В последний момент, прижатая толпой к стене, я нащупала нишу, прикрытую длинным флагом.

И я забилась в эту нишу и сумела удержаться там, пока разгорячённая толпа валила прочь из зала.

* * *

Несколько минут я не знала, куда бежать и что мне делать. По замку шныряли люди, меня могли узнать каждую минуту и донести — или случайно проговориться — Максимилиану. Пробираясь тёмными коридорами, я слышала обрывки разговоров: люди шептались с оглядкой, всё время обрывали друг друга, боясь сказать лишнего.

— А король-то… Мертвяки…

— Т-с…

— Как налетит Саранча и всех положит…

— А король-то поднимет! — Нервный смешок. — Поднимет, и будешь служить, хоть живой, хоть мёртвый…

Мне нужно было узнать, где Гарольд, но я не решалась спросить напрямую. Слишком свежим было впечатление, слишком явственно помнилась картина: Максимилиан на троне Оберона, железная корона и два мертвеца по бокам. Жив ли Гарольд? Мёртв?

Прижимаясь спиной к стене, укрыв навершие посоха краем старого плаща, я пробиралась вниз, в подвалы. Дверь, ведущая в темницу, была закрыта, но не заперта. Я стала спускаться по узким ступенькам, ежесекундно прислушиваясь, останавливаясь, водя перед собой посохом, распознавая ловушки. Воняло гарью; в камере, где недавно Максимилиан беседовал со скованным принцем-деспотом, чадно догорал последний факел.

На низкой широкой скамейке, устланной соломой, лежал человек. По его лицу растекался такой свинцовый покой, что в первую минуту мне показалось, что Гарольд умер.

— Гарольд…

Решётчатая дверь камеры была заперта. Я приставила навершие посоха к огромному висячему замку; скважина лопнула. Замок развалился пополам и грянулся на камни, грохот повторился эхом в тесных коридорах, но Гарольд не шевельнулся.

— Гарольд!

Прижав ухо к его груди, я услышала стук сердца. Из полураскрытых губ вырывалось дыхание — он спал, и во сне своём был похож на мёртвого.

Я потрясла его за плечо. Он не просыпался. На нём не было ни свежих ран, ни цепей.

— Гарольд!

На секунду мне стало жалко его будить. Конечно, он ведь не спал много дней, организовал оборону, собирал людей, вёл строительство… Отбивался от мятежников и каждую секунду знал, что всё напрасно.

Я села на край скамейки. Взяла его тяжёлую, натруженную руку; это был парень, который учил меня первым шагам в магии, с которым мы вместе сражались, мёрзли и мокли в пути. Это был молодой мужчина, назвавший моим именем своего новорождённого сына. Это был мой старый друг, пусть уже седеющий и бородатый, ведь в Королевстве прошли многие годы, а у нас в мире — всего несколько месяцев. Настоящие друзья не бывают бывшими, сколько бы времени ни прошло.

— Гарольд, просыпайся, — сказала я мягко. — Это я, Лена. Это я!

Он открыл глаза. Мутно посмотрел на меня. Сел, нащупывая оружие, которого, конечно, не было.

— Отойди от меня, оборотень. Я хочу покоя после смерти.

— Ты не умер. Я не оборотень. Я Лена Лапина, ты что, ослеп?!

— Да, — он растянул губы, но улыбки не получилось. — Я помню, кто ты. Подруга некроманта. Ты будешь стоять у его трона?

От возмущения у меня перехватило дыхание.

— Я?!

Он смотрел мне в глаза. Я в ужасе поняла: да, конечно. Я водилась с некромантом… Гостила в чёрном замке… Ходила вместе с ним на могилу Лесного воина, нас много раз видели вместе, мы сообщники.

— Как ты…

От возмущения и обиды у меня дыхание перехватило.

— Как ты мог поверить!

Молния сама по себе вырвалась из моего посоха и ударила в закопчённый потолок. Запахло дымом, в тюремных коридорах запрыгало эхо.

— Я верю тому, что вижу, — сказал он тихо. — Теперь будет Чёрное Королевство, и чёрный замок во главе его. Может быть, некромант одолеет Саранчу. Пусть Чёрное Королевство, только не пепелище… Но не подходи ко мне, не говори со мной и не стой рядом.

По моим щекам побежали слёзы — такие горячие, что чуть кожу насквозь не прожгли. Если всю мою ярость растворить в этих слезах, получилась бы серная кислота.

— Принцу-деспоту ты поверил, — заговорила я дрожащим голосом. — А мне не веришь. Ты… идиот. Ты… — Я захлебнулась. — Но я тебе докажу. Когда вернётся Оберон… ты увидишь!

Я выскочила из камеры и заметалась по тюремным коридорам. Здесь было пусто, сыро, стояла вонь; только мысль о Швее, спрятанной в нише стены, заставила меня собраться с мыслями и не пасть духом.

— Ладно, — сказала я вслух. — Посмотрим, что ты запоёшь, когда увидишь, кого забыл.

Потом мои мысли переметнулись к Максимилиану:

— Посмотрим, что ты скажешь, когда Оберон встанет под твоими стенами!

Камни замка, казалось, дышали. Где-то капала вода. Я нашла наконец-то путь наверх и через несколько минут с замиранием сердца запустила руку в нишу, где была спрятана Швея.

В первую секунду мои пальцы схватили пустоту. Ослабев, я потянулась глубже — и нащупала рукоятку.