Убийство как одно из изящных искусств

Запальчивое выступление Битка, поддержанное оглушительными здравицами в честь дедушки Карла Великого[110], привело аудиторию в неистовство. Оркестрантов — криками громче прежнего — вновь принялись побуждать ударить в смычки. В предвидении бурного вечера я призвал для подкрепления по три официанта с каждой стороны; вице-президент поступил точно так же. Вскоре начали обнаруживаться признаки необузданного воодушевления; должен сознаться, я и сам был чрезвычайно взволнован, когда под гром оркестра хор затянул: «Et interrogatum est у Битка-в-тесте: — Ubi est ille репортер?». Всеобщее исступление достигло апогея, когда грянул мощный припев: «Et iteratum est ab omnibus: — Non est inventus» [ «И еще раз все вместе: — Не найден» (лат.)].

Следующий тост провозгласили за евреев (сикариев)[111].

При сем я обратился к слушателям со следующим объяснением: «Джентльмены! Я уверен, всем вам будет любопытно услышать, что ассасины, невзирая на свое древнее происхождение, имели в той же самой стране предшественников. По всей Сирии, но преимущественно в Палестине, в начале царствования императора Нерона[112], существовал союз убийц, практиковавших свои штудии весьма оригинальным способом. Они не действовали по ночам или в уединенных местах: справедливо считая огромные скопления народа своего рода мраком, где почти невозможно обнаружить того, кто нанес смертельный удар, они всюду смешивались с толпой — в особенности во время великого праздника Пасхи[113] в Иерусалиме; тогда, по уверениям Иосифа Флавия[114], они дерзнули даже вторгнуться в храм — и на ком же они сосредоточили свои усилия, как не самом Верховном Жреце! Они умертвили его, джентльмены, столь же безупречно, как если бы застигли одного в темном проулке безлунной ночью. Когда же спросили, кто убийца и где обретается…» — «А им ответили, — перебил Биток-в-тесте, — Non est inventus». И тут, прежде чем я успел что-то сказать или предпринять, заиграл оркестр и хор загремел: «Et interrogatum est у Битка-в-тесте: — Ubi est ille Sicarius? Et responsum est ab omnibus: — Non est inventus» [ «И вопрошают у Битка-в-тесте: — Где сей убийца? И ответствуют все: — Не найден» (лат.)].

Едва бурный хор умолк, я возобновил речь: «Джентльмены, у Иосифа Флавия весьма обстоятельный рассказ о сикариях встречается по крайней мере трижды — в восьмой главе 5-го раздела книги XX „Иудейских древностей“, далее в книге I „Истории Иудейской войны“, а в разделе 10-м главы, процитированной выше, вы найдете подробное описание их рабочих инструментов. Вот что пишет Флавий: „Они орудовали короткими кривыми турецкими саблями, которые очень похожи на акинаки (acinacoe), однако более изогнуты и во всем остальном подобны серповидным римским кинжалам (sicoe)“. Поистине великолепна, джентльмены, развязка этой истории. Вероятно, союз сикариев — это единственный дошедший до нас пример Justus exercitus [истинного воинства (лат.)], организации регулярной армии убийц. Набранное в пустыне войско обрело такую силу, что сам Фест[115] вынужден был выступить против него с отрядом легионеров.

Последовало заранее подготовленное сражение — и армия любителей была разбита в пух и прах. О небо, джентльмены, какая возвышающая душу картина! Римские легионы — дикая равнина — в отдалении виден Иерусалим — на переднем плане армия убийц!»

Следующий тост был поднят за дальнейшее совершенствование инструментария, а Комитету за его деятельность выразили живейшую благодарность.

Мистер Л., от имени Комитета, подготовившего на эту тему доклад, выступил с ответным благодарственным словом. Он зачитал любопытный отрывок из доклада, свидетельствующий о том, какое важное значение придавалось прежде свойствам инструментов нашими праотцами — как греками, так и латинянами. В подтверждение этого отрадного факта мистер Л. обнародовал поразительное заявление касательно наиболее раннего, можно сказать допотопного, произведения нашего искусства. Отец Мерсенн[116], ученый французский теолог, приверженец Римской католической церкви, на странице тысяча четыреста тридцать первой [буквально, дорогой читатель, шутки в сторону (Примеч. автора.)] своего кропотливого комментария к Книге Бытия, утверждает, со ссылкой на авторитет нескольких раввинов, что ссора между Каином и Авелем произошла из-за молодой женщины; согласно некоторым источникам, Каин прибегнул к помощи собственных зубов (Abelem fuisse morsibus[117] dilaceratum a Cain [Авель был растерзан Каиновыми укусами (лат.)]); согласно многим другим, он орудовал ослиной челюстью (именно этот инструмент полюбился большинству художников). Впрочем, чуткому уму приятно сознавать, что позднее, с развитием науки, были выдвинуты более здравые теории. Один автор настаивает на вилах, святой Хризостом[118] называет меч, Ириней[119] — косу, а Пруденций[120], христианский поэт IV века, склоняется к садовому ножу. Названный автор выражает свое мнение следующим образом: