Убить после смерти

Чем дальше по проселочной дороге, тем трудней становилось ехать. Бедолага «Ренушка», созданный для убаюкивающих европейских минивэнов, по-пластунски карабкался с кочки на кочку, отплевываясь грязью, рискуя провалиться в глубокую тракторную колею.

– Еще немного, и сядем, – озабоченно предупредила Ксюша.

– Туда, – Анхель ткнул пальцем на подмерзшую пашню, на которой отпечатался след джипа.

Дико взвыв мотором, «Рэно» выкарабкался на пашню и заковылял – протектор в протектор.

Вдали, из-за лысой березовой рощицы, показалось несколько ветхих крыш. Завалиха. У крайнего дома стоял брошенный джип, – далее проехать можно было разве что на гусеничном тракторе.

Ксюша оглядела посапывающую малышку. Вопросительно посмотрела на Анхеля. – Не будем будить. Она сегодня уж натерпелась, – глаза Анхеля непримиримо сузились.

Выбравшись наружу, Анхель увяз в жидкой грязи. Сделал знак спутнице ждать в машине.

– Я с тобой, – упрямо отчеканила та. – Хватит мне и одного Павла.

Поняв, что она не отступится, Анхель обошел капот и подхватил ойкнувшую Ксюшу на руки.

Так, с ношей на руках, с хлюпаньем выдирая ноги из жижы, побрел к дому.

Ксюша, замерев, сладостно прижалась к его груди, вслушиваясь в гулкие, бесстрастные удары сердца.

Вид у дома был нежилой, хотя внутри угадывался свет. Посреди составленного из длинных кривых жердей забора постанывала на ветру незапертая калитка. В такт ей скрипела распахнутая дверь в домишко, – со свежим следом от выдернутой вместе с накладным замком скобы.

– У него, наверное, топор, – робко подсказала Ксюша.

Анхель бережно спустил ее с рук и первым шагнул в темный стылый коридор. Ощупывая стены, добрался до косяка, потянул дверную ручку.

Непротопленная, с обвисшими лоскутами обоев комнатенка скупо освещалась тусклой лампочкой. Невалящее, брошенное прежними хозяевами имушество – панцырная, с прогнутой сеткой кровать, старый фанерный сундучок, трюмо без зеркала, – было сдвинуты со своих мест и, судя по виду, подвергнуто тщательному осмотру.

Посреди комнаты была поднята крышка люка в подпол. И оттуда, как из танковой башни, с фонарем в руке настороженно выглядывал Евгений Сапега. – В подполе тоже не нашел? – с издевкой поинтересовался Анхель.

– В смысле что? – пролепетал тот.

Ксюша подалась вперед.

– Как ты мог так с девочкой?! – выкрикнула она.

– Так я её с Оленькой оставил. Захлебнулась вдруг ни с того ни с сего, – скорбно сообщил Женя. – Вот и оставил, чтоб помогли. А сам в «скорую» позвонил. И сюда. Чтоб, значит, до ночи посмотреть. Обещал ведь тебе… – поняв, что несет полную околесицу, он сбился. – А что? Неужто?.. Не спасли?!

Он выбрался из подпола – с топором в руке:

– Вот ведь жалость какая. Из-за какой-то ерунды и…На тебе, не спасли. Всё-таки медицина у нас – никуда не годная. Сапега прервался. Из прихожей донеслось топотание ножек. Глаза его в ужасе расширились. Рот перекосило. Топор выпал.

Ксюша обернулась. В дверях стояла перепачканная Рашья.

– Чего вы меня все бросили? – поморгав глазенками, пожаловалась она.

– Спасли, как видишь, на твоё горе! – процедила Ксюша. Сапега с усилием сглотнул.

– Почему – горе? Так даже лучше, – пролепетал он. Спохватился. – Пацанка, что ли, чего наговорила? Так она еще в машине не в себе была. Я, как закашлялась, перевернуть пытался, чтоб, значит, наружу вышло. А она меня чуть ли не за убийцу приняла. Может, почудилось что?

Неприязненное молчание давило на него.

– Да ты чего на меня зекаешь, Ксюха!? Или тоже вслед за карапузом крыша поехала? Я тут ей помочь пытаюсь, и мне же еще на орехи…Да пошли вы после этого! Он сделал движение к выходу. – А Пашу зачем убил? – вырвалось из подрагивающих Ксюшиных губ. Сапега замер. Посерел.

– Как это? Ты это чего это? – голос его забулькал обиженно. – Не оговорите и не докажете.

– Разве надо доказывать? – гулкий голос до физической боли сотряс Женины барабанные перепонки.

Всё это время Сапега ускользал от требовательного взора Анхеля, инстинктивно ощущая исходящую от него угрозу.

– Ты еще меня тут сверлить будешь! – отводя глаза, задиристо выкрикнул он. – Нашелся тоже. Я сам чемпион школы по гляделкам. Так что или отвернись, или втюхну так, что мало не покажется.

Но воли не поддаться властному велению в нем не осталось. Он все-таки поднял глаза.

Горячий, как пучок лазера, взгляд пронзил Женю, легко, будто консервную банку, вскрыл черепную коробку, прожег мозг, извлекая потаенное, и, буравя внутренности, устремился в сердцу. Кольнул испытующе и выжидающе замер.

Всё это произошло моментально. Сапега вдруг понял, что его убивают.

– Я не хотел! – обращаясь к Ксюше, бессвязно забормотал он. – Не хотел Пашку убивать! Веришь? Сколько мог, не хотел! Но – долги! Потом – он-то за свою долю какой куш огреб. А мы с Мазиным – голый васер. И кредит этот два миллиона… – он потряс сжатой рукой. – Главное ведь как специально – и получен, и обналичен. Бери – не хочу. А вместо этого бандитам отдавать! Я ведь и с Павлом встретился, – не чтоб убить. Думал, может, все-таки уломаю… Но он же упертый.

– Угу! А гантелю приготовил, как аргумент, – Ксюша жестко усмехнулась. – Сам не рад, что польстился, – Женя покаянно ударил себя кулаком в грудь. – Сколько прошло, а по ночам в поту вскакиваю. Не знаю, отмолю ли.

– Сюда пошарить, видно, тоже в поту заскочил, – Ксюша кивнула на сваленные топор, лом, лопату.

Сапега вновь ощутил в себе беспощадный корежащий луч и – сначала смутно, потом яснее – разглядел за ним какой-то стылый, склизкий тоннель, в который – он это чувствовал – его начало засасывать, будто в жерло кратера. В тоннеле этом Женя различил что-то, что заполнило его нестерпимой, парализующей жутью. Лицо Сапеги сделалось мелованным. Из него словно отжали жизнь.

– Стало быть, пора? – через силу выдохнул он.

– Пора, – бесстрастно подтвердил Анхель. И тут же почувствовал быстрые, легкие прикосновения к затылку, – похоже, Анхэ изо всех сил пытался достучаться и предотвратить новое, вовсе неслыханное преступление – ангел-хранитель готов был взвалить на себя миссию черного ангела смерти.

На этот раз он добился своего, – Анхель опамятовал.

Сапегу чуть отпустило. Сила луча, втягивающего его в мертвое пространство, ослабла. Это был шанс.

– Отпустите! Прямо отсюда к следователю. Отсижу! Только чтоб здесь! Не там! – искательно забормотал Женя. Он вспомнил ощущение сырого тоннеля. В ту же секунду организм непроизвольно выбросил горячую струю мочи. Отчаянным усилием он попытался удержаться, но не смог. Лишь беспомощно уставился на туфлю крокодиловой кожи, по которой из-под брючины стекала предательская струйка.

По помещению потянулся тяжелый запах. Анхель брезгливо отодвинулся.

Сапега шагнул к спасительному выходу. Ксюша, не столь снисходительная, заступила убийце путь, намереваясь залепить на прощанье пощечину, и – замерла с поднятой рукой.

Смоляная, отлаченная Женина шевелюра подернулась пеплом седины, на холеном лице проступили глубокие морщины. За несколько минут ухоженный красавчик постарел лет на пятнадцать. Должно быть, на те годы, на которые подтянуло его к зловещему тоннелю.

Потрясенная Ксюша отступила. Сапега, покачиваясь, бросился к спасительной двери. Едва не сбил с ног затихшую малышку. Отпрянул. Вгляделся, выискивая в невинных детских чертах что-то ему одному ведомое, дико хихикнул и, не оборачиваясь, выбежал.

Из прихожей послышался звук упавшего таза, заливистый хохот. Чавканье удаляющихся неверных шагов.

– А у меня вдруг всё вспомнилось, – с тихой радостью произнесла Рашья. – И дом этот тоже…Погодите! – она подбежала к углу печки и принялась давить на нее слабой ручкой. Догадавшийся Анхель подхватил топор и обухом ударил по тому же месту. Сразу два кирпича провалились внутрь. Протиснув руку в нишу, он извлек наружу пачку обернутых скотчем акций, – тот самый клад, схороненный Павлом Игумновым.

– Это тебе, Ксюха-рассюха, – важно объявила девочка. От этого «Ксюха-рассюха» сердце Ксюши занялось. Она кинулась было к Рашье, но замерла, остановленная поднятым пальцем Анхеля. Присев перед девочкой на корточки, он взял ее за ручки.

– Вот и слава Богу, – ласково произнес он. – Значит, больше кошмары тебя мучить не будут. И ты вернешься к маме. Ты ведь хочешь к маме?

Рашья расслабилась. Охотно закивала.

– Стало быть, завтра и вернешься. И всё будет как прежде.

– Всё, всё?

Он кивнул.

– А как же Ксюша? – Рашья вдруг испугалась. – Я не хочу, чтоб ее не было. Ксюша хорошая.

– Ксюша будет к тебе иногда приходить, – успокоил ее Анхель. – Во снах. Хороших и добрых снах. И когда ты ее будешь видеть даже через много лет, ты, может, не вспомнишь, кто она. Но тебе будет тепло и радостно.

– Правда? – грустно уточнила девочка.

– Правда, – заверил Анхель. – А сейчас мы уберем всё, что тебя мучило.

Он потянулся к детской головке, утопил ее в ладонях и, вздохнув глубоко, нежно поцеловал в лобик.

– Вот и всё. Свершилось.

Ксюша, запоздало спохватившаяся, наклонилась к Рашье.

– Спасибо, солнышко. Я тебе так благодарна, – зашептала она. И – осеклась.

Малышка непонимающе улыбалась.

Ксюша перевела взгляд на Анхеля.

– Кончено. Она больше не помнит тебя, – с грустью объяснил он. – Завтра я отвезу ее к родителям.

На улице стемнело. Темный джип по-прежнему в одиночестве стоял на том же месте.

С трудом развернувшись, «Ренушка», выстригая дорогу фарами, потихоньку потрусила по наезженной колее. За околицей в свет фар угодила покачивающаяся мужская фигура. Заметив машину, мужчина вытянулся в струнку, отдал честь, повернулся через левое плечо и, гукая филином, замаршировал к лесу. – Господи! Да он же сошел с ума… – выдохнула Ксюша.

– Это его судьба, – безразлично отреагировал Анхель. – Но разве судьба не предначертана? – Есть лишь границы. А дальше – каждый отмеряет по себе.