Убойные ребята

Сопротивляться у больного уже не оставалось сил. Все силы он вложил в тот бросок, что отшвырнул человека в черном костюме к зеркалу. Теперь он только дергался, приобняв убийцу за талию, словно партнершу в танце. Тот свирепо оскалил зубы, что есть силы вгоняя стальные пальцы в рыхлую и уже почти мертвую плоть.

Наконец паралитик затих. Его лицо приобрело зеленоватый оттенок, мятая складчатая шея со красными отпечатками пальцев убийцы покрылась мелкими бисеринками пота. Из угла рта тянулась ниточка слюны.

Убийца некоторое время смотрел на него, склонив голову на правое плечо. Потом он переложил ее на левое плечо, прямо как попугай в клетке. Вынул носовой платок и стал промакивать порезанные пальцы. Из поврежденного предплечья шла кровь. Она уже пропитала рукав пиджака. Костюм был испорчен безнадежно, а ведь он был привезен из Милана на прошлой неделе. Проклятый урка! Даже сдохнуть не может, чтобы не причинять другим неприятностей! Вот его предшественник, некий Компот, спокойно умер себе в сизо, зеркал не бил и не членовредительствовал. Инфаркт – и каюк, милое дело. А этому сам бог велел подохнуть, как говорили раньше, от апоплексического удара. Но пришлось самому его удавить.

Убийца подошел к столу и по селекторной связи негромко проговорил:

– Федор Николаевич, придите в кабинет Ивана Вадимовича. Срочно.

Федор Николаевич, личный доктор покойного, примчался через минуту. Он дикими глазами взглянул на своего работодателя и выдохнул:

– Мертв?

– Точно так.

– А… зеркало?

– У него случился припадок. Я пытался ему помочь, он оттолкнул меня – и прямо на зеркало. Так что перевяжите меня, Федор Николаевич. Я тут немного руку повредил.

– Немного?.. Закатайте рукав… нет, дайте лучше я. У-у… немного. Это не немного, это хорошенькая такая колото-резаная. В ране не осталось стекла? Так… секунду… – (Человек в испорченном черном костюме негромко вскрикнул от боли, но тотчас же замолчал, кривясь.) – Ничего страшного. Я пока что наложил вам повязку. Швы вам наложат в больнице, заживет. Все нормально, только нужно дезинфицировать рану. Да что я вам объясняю… правда? А теперь я должен осмотреть Ивана Вадимовича.

– Я уже осмотрел, – странно безучастным тоном отозвался убийца. – Констатировал смерть.

– Вы? А, ну да, все время забываю. Отчего он умер?

– Судя по всему, инфаркт. Вскрытие покажет. Хотя я до вскрытия могу сказать, что он УМЕР – и это главное, и нет смысла удивляться этой смерти или скорбеть. Он же был обречен.

– Да, да, – кивал головой Федор Николаевич, – все это так, но я должен осмотреть…

– Я сказал, что я уже сделал это. А вы мне понадобились для оказания первой помощи, и еще – нужно перенести тело в подвал.

– Почему в подвал?

– Потому что, дорогой мой Федор Николаевич, распоряжаюсь тут теперь я. Понятно?

– Вы заговорили со мной как-то странно.

– А разве с тобой Вадимыч не так разговаривал? Хотя, конечно, не так. Этот старый зычара без матерщины да феньки своей лагерной два слова с трудом… А я человек интеллигентный. Так что ты уж потрудись, Федор Николаевич, не обсуждать мои распоряжения.

Врач пожал плечами и выговорил:

– Да, конечно… я все понял. Но все-таки… – Он подошел ближе к телу покойного и пристально взглянул в мертвое лицо. А потом взгляд его скользнул чуть ниже, и доктор увидел отпечатки пальцев. Отпечатки уже расплылись и не так отчетливо значились на коже, быть может, не медик и не смог бы определить характер этих пятен на шее паралитика… но Федор Николаевич был медик, причем медик классный, иначе он не попал бы на хлебную должность личного врача Ивана Вадимовича. Он увидел и определил. И по лицу его разлилось смятение. Он повернул к стоявшему неподвижно убийце побледневшее лицо и выговорил, чуть запинаясь:

– Но как же?.. Где же инфаркт? Вы же… конечно, я понимаю… это же типичная смерть от… от асфиксии. От… да вы сами взгляните, тут же совершенно оче-ви…

Доктор не договорил. Увидев очевидное, он не смог предположить не менее очевидного. Того, как отреагирует на его слова человек, которому он только что оказывал первую помощь. А этот человек, наверно, ожидал от Федора Николаевича совсем иного, и уж, конечно, не рассуждений об асфиксии, то есть удушении. Диагноз был ясен и безапелляционен: инфаркт, и нечего было умничать, разглагольствуя об асфиксиях. Человек в черном костюме подобрал с пола длинный и узкий обломок зеркала, обмотал его тупой конец носовым платком, чтобы не порезаться, – все это на глазах остолбеневшего от ужаса Федора Николаевича, и приблизился к доктору. Тот пролепетал:

– Я буду молчать, я буду… молчать… я никому ни-че-го…

– Конечно, будешь! – перебил его человек в черном и вдруг совершенно неуловимым движением вонзил зеркальный «кинжал» в глаз доктора. Тот даже не дернулся; полоса стекла вошла глубоко, больше чем на половину своей длины, пробив мозг. Доктор Федор Николаевич подался назад и мягко упал на пол.