upload

- Все это болтовня о Заводном Апельсине, как о якобы культовом кино всех

времен, и все в таком духе, - начала Ливви с набитым индейкой ртом.

- Две трети посмотревших эту работу, ничего, нахрен, не поняли. Это никакой не

шедевр. Большая часть людей, называющих его блестящим - идиоты, которые его не

поняли, но притворились, что поняли, лишь бы их не назвали идиотами, что делает их

трусливыми идиотами. Фильм мог быть гораздо лучше. Кубрик мог донести свою

идею гораздо четче, вдохновившись рядом не придуманных диалогов о человеческой

природе, обществе и психологии, как методе лечения. Но вместо этого, всем

запомнилась только сцена насилия. Это глупо.

- Должен не согласиться, - сказал Рубио.

- Я думаю, это абсолютно понятное кино о том, что общество не заботит

собственное саморазрушение. Его не заботит сама болезнь - оно хочет лечить только

симптомы. Общество не заботит то, что Алекс - насильник, или то, что сделало его

таким социопатом. Обществу нужно, чтобы его наказали и 'реабилитировали'. Но в

нем отсутствует такое понятие, как контроль поведения. Это должен быть выбор,

человек должен выбрать в пользу хорошего, и единственное основание, по которому

он становится лучше - наличие некой причины. Алекс был насильно реабилитирован

посредством терапии отвращения, но вернувшись в общество, и, столкнувшись с

насилием, которое в нем до сих пор преобладало, он снова стал насильником. Это

часть человеческой натуры. И Кубрик выразил это наилучшим образом.

- Я знаю, о чем был фильм, Руби. Я его поняла. Но мое понимание заключается в

том, что Кубрик был так увлечен изображением антиутопического будущего, что не

успел вложить идею для основной аудитории. Студенты кинематографических

заведений и творческие люди не всегда склонны к насилию. Эта идея ничего нового

для них не несет. А среднестатистическому зрителю нужно сунуть правду в лицо,

иначе он ни хрена не поймет. Почему ты думаешь, Мелу Гибсону так хорошо удалась

его картина Страсти Христовы? Он, словно молотом, долбанул людей чувством

стыда прямо по лицу.

- К черту Мела Гибсона! - вмешалась Клаудия, - и мне плевать, даже если он

талантлив. Он - лицемерная задница, и последний человек, который имеет право

снимать фильм про Иисуса.

Рубио погладил свою девушку по руке.

66

Эпилог. С. Дж. Робертс.

- Не нужно кипятиться, Клаудиа. Мы просто обсуждаем.

Рубио посмотрел на меня.

- А что ты скажешь, Джеймс? Тебе нравится Кубрик?

Это был первый раз, когда кто-то назвал меня моим настоящим именем. Оно

было таким простым, и не таило в себе значений ' пес' или ' верный ученик'. Это было

просто имя. Нормальное имя для нормального человека.

- Эм, я никогда не смотрел этот фильм, и не совсем понимаю, кто такой Кубрик.

Но на прошлой неделе мы смотрели Гарри Поттера. И он мне понравился.

Улыбнувшись, я отпил немного сангрии. Все покатились со смеху, и Ливви

прильнула ко мне, чтобы подарить еще один быстрый поцелуй.

- Прости, Секси. Порой мы варимся в нашем сумасшествии, забывая о других

людях. Давайте сменим тему.

- Я не возражаю. Мне нравится слушать, о чем ты думаешь. Я слежу за

разговором, и лично мне хочется верить, что человек может измениться в лучшую

сторону. Но я считаю, что Рубио тоже прав - у человека должна быть причина для

изменений. Он должен верить, что если он изменится, его жизнь станет лучше. Иначе,

ему оно не выгодно. Насилие необходимо, если ты живешь в мире насилия.

Мое сердце грохотало. Выражение лица Рубио стало кислым.

- Я никогда не говорил, что насилие необходимо. Я говорил, что его слишком

много, и нам надо найти способ обращаться с ним, как с социальной болезнью.

- Этого никогда не произойдет. Даже цветы убивают, Рубио. А человеческое

существо куда несовершеннее цветов. Мы все поступаем так, как по нашим

ощущениям, мы должны поступать. И если это означает убивать... то так тому и быть.

Выживание...

- Это самое важное, - закончила Ливви.

Ее лицо стало грустным. Отложив свою вилку, она встала.

- Этот разговор навеял на меня скуку. Давайте еще поиграем в Rock Band.

Ливви улыбнулась, но улыбка не коснулось ее глаз. Я хорошо знал это

выражение и жалел, что вообще открыл свой дурацкий рот.

Мы играли на Play Station еще несколько часов. Я успел подружиться с гитарой, и

даже остался собою доволен. Я многое узнал об Америке и американцах, их поп-

культуре, но никогда не играл в видео-игры. Это оказалось настолько увлекательным,

что на следующий день я решил обзавестись такой же Play Station.

Позже, решив взять с собой больше, чем им полагалось еды, Клаудия и Рубио

отправились домой. На прощание они обняли меня - да, оба - и я подумал, что это

было несколько странно. Хотя, я с этим смирился. Я мог бы обниматься... наверное.