upload

Когда мы поднимается на нужный этаж, я останавливаюсь, чтобы перевести дыхание и

успокоиться.

Сжимаю руки в кулаки, смотрю через левое плечо на Егора, который минует последнюю

ступеньку и встает рядом со мной. Затем мы медленно идем к двери семьи Самарских.

Я почти минуту переглядываюсь с Егором, и мы по очереди киваем на дверной звонок и

мотаем головой, решая, кто позвонит в него.

В итоге это делаю я. Тянусь дрожащей рукой и нажимаю на маленький черный квадратик.

И наступает тишина.

Мы с Егором ждем.

Кто нам откроет двери? Ангел, или его родители?

Хотя бы Ангел. Хоть бы Ангел. Хоть бы Ангел.

Я прерываю свою молитву, когда слышу, как двери с другой стороны кто-то подходит.

Затем на нас с Егором смотрят в глазок, молчат. Я уже не могу стоять на месте. В мыслях я

громко кричу, требуя впустить меня, и колочу кулаками по двери. Внутри меня бушует ураган.

В следующую секунду дверь медленно открывается, и я первая вижу светлую макушку

отца Ангела.

Виктор Валерьевич смотрит на меня своими большими серо-голубыми, опухшими, будто

он не выспался, глазами.

― Здр…здравствуйте, ― лепечу я.

― Привет, Августа, ― кивает мужчина и открывает дверь шире. Он переводит взгляд на

Егора. ― Привет, Егор.

Егор кивает.

― Мы к Ангелу, ― говорю я.

89

Виктор Валерьевич замирает, как человек, в которого попадает пуля, и глаза его

становятся стеклянными.

― Он дома? ― неуверенно спрашиваю я.

― Да, Ангел дома, ― мужчина вздыхает и с поджатыми губами смотрит на меня. ―

Проходите.

Мы заходим в прихожую и неуверенно ютимся с Егором.

― Я скажу ему, что вы пришли, ― говорит нам Виктор Валерьевич и идет к комнате

сына. Он останавливается у нее, я вижу, как сжимается его кулак, которым в следующую

секунду он осторожно стучит по двери. Затем Виктор Валерьевич открывает дверь, и его голова

с плечами исчезают. ― Ангел? К тебе пришли друзья, ― слышу я его тихий голос.

И затем мой слух улавливает голос, который я раньше никогда не слышала, и который

отдаленно напоминает тот, что всегда согревает меня изнутри. Этот голос не может

принадлежать Ангелу, потому что Ангел всегда говорит живо, энергично, даже когда ему

грустно. А тот, что я слышу сейчас, ― надломленный, погасший и хриплый.

― Не надо, ― произносит этот голос. ― Я не хочу никого видеть.

― Но, сын…

Ангел не дает ему договорить и начинает кричать:

― Я не хочу никого видеть!

Я вижу, как Виктор Валерьевич вздрагивает, и кидаю тревожный вопросительный взгляд

на Егора. Он тоже ничего не понимает.

― Хорошо, ― сдается мужчина и закрывает дверь комнаты Ангела.

Его глаза закрыты какое-то время. Он делает глубокий размеренный вдох и

разворачивается в нашу сторону.

― Извините, ребята, но встреча отменяется, ― с искренним сожалением говорит

мужчина.

― Что… что с ним? ― от волнения мой голос срывается на шепот.

Это не может быть Ангел. Только не мой Ангел. Только не он. Нет. Это не его голос. Это

не он кричал. Он бы никогда не сказал, что не хочет видеть нас с Егором.

Виктор Валерьевич напрягается. Его серо-голубые глаза темнеют от печали, и мне

становится не по себе. Я чувствую, как где-то глубоко внутри меня зарождается тошнотворный

приступ паники.

― Ангел не может ходить, ― шепчет мужчина и вдруг всхлипывает. Он низко опускает

голову, и его плечи начинают трястись от рыданий. Виктор Валерьевич накрывает глаза

ладонью, и все, что я слышу и вижу, это беспомощно плачущего взрослого мужчину. ― Мой

сын не может ходить, Августа. Теперь не может…

Я теряю остатки самообладания и тоже начинаю плакать, хотя с трудом понимаю, что

происходит.

― Т…то есть? ― спрашиваю я.

― Он…

Виктор Валерьевич не успевает договорить, как вновь раздается тот ужасный

надломленный голос из комнаты Ангела:

― Пусть они уходят, папа! Скажи им, чтобы они ушли и больше никогда сюда не

приходили! Я не хочу их видеть! Я не хочу!

Мужчина издает еле слышный стон и зажимает указательным и большим пальцем

переносицу. Он набирает в легкие воздух и вытирает слезы с лица. Его глаза красные-красные,

но больше нет той подавленности, что была несколько секунд назад.

― Простите, ребята, но вам надо уйти, ― говорит Виктор Валерьевич.

Я хочу возразить и потребовать объяснений, но не могу. Я парализована ужасом и

паникой. Я совершенно сбита с толку.

Я не помню, как мы с Егором выходим из квартиры Ангела. Я не помню, как мы

оказываемся на улице перед домом. Я молчу. Егор тоже. Я пытаюсь собраться с мыслями, но

это невозможно. Я прокручиваю в голове слова Виктора Валерьевича о том, что Ангел не

90

может ходить. Я вспоминаю тот чужой, наполненный отчаянием голос, и меня пробирает дикая

дрожь.

Мы стоим неподвижно несколько бесконечных минут. Затем начинаем отдаляться от дома

Ангела. Я слышу, как снег хрустит под моими ногами.

― Я ничего не понимаю, ― вдруг начинает Егор.

Я чувствую, как непрошеные слезы скатываются с лица, падают и растворяются в снегу.