Геныч вдруг лихо свистнул, и рука из темноты высунула на балкон тяжелый морской бинокль. Ну, ясное дело: как же в торгпредстве без бинокля? Геныч поглядел в него, покрутил, потом приложил к моим глазам. Среди прицельных делений и крестиков уходят в небо два высоченных стеклянных бруса. Ну, ясно: туда палить!
— Нью-йоркский торговый центр. Самое высокое здание в мире — триста этажей. Там некроантенна установлена… тебя ждет. Все состыковано. Все услышат тебя!
Ну, ясно… «А сейчас наш знаменитый трагик Егор Пучков обоссыт четырнадцатый ряд!»
— …Какую хочешь информацию можешь наложить!
«Свобода слова», говоришь? Наложим! Наложим на весь Нью-Йорк!
— Плесни-ка еще «слюны».
— Больше нету.
— Ну, тогда все ясно…
Я нырнул.
Чтобы родных до боли портретов не видеть, сковырнулся прямо с балкона. А поскольку до проходной далековато было, лень ходить — прямо через забор маханул. На самом уже частоколе почувствовал себя не слишком хорошо: там и лазеры работали, и психотронная пушечка, и просто ток. Грохнулся наземь, голове как-то сразу стало горячо. Приподнялся: вокруг ноги кишат, нависают сверху телекамеры — телевизионщики накручивают что-то свое. И — полетел. Цель: два высоких бруса торгового центра, как два стоячих золотых кирпича. Внизу — статуя Свободы, маленькая, на крохотном островке. Мой корпус — правый, трехсотый этаж, в стеклянном зале скульптура из меркурина стоит неизвестного автора. «Он ударил в медный таз!..»
И все почему-то сразу разбежались — зал опустел!
А что там у нас делается? Не удержавшись, обратно полетел.
Вижу с высоты — к торгпредству как раз подкатили одновременно скорая «амбуланс» и два шикарных «кадиллака», и из них мои бати вышли — Алехин с Карпентером: в визитках, бабочках, обнимаются, блицы щелкают! Торжественный прием, посвященный борьбе за мир и ликвидации самого страшного оружия — меня.
Вон тельце-то понесли, сторонкой. Но отцовскому сердцу — не прикажешь, и оба бати мои по бокам носилок бежали, за руки меня держа.
…Какие разные у меня фазы, по-русски то есть — отцы!
В этот раз я увидел ЕГО!
Он сидел, закинув ногу на ногу, в рваных брюках, домашних тапочках и чуть постукивал флейтой по колену.
— Пьян?
— Так точно!
— Чтобы в таком виде ко мне больше не являлся!
— Слушаюсь!
— Кру-гом!
Друзья мои по палате висели на «вытяжках», но тут их начинал колотить смех. Свои воспоминания я старался приурочить к самому главному моменту: по приказу санитарки бабы Кати, а точнее даже, по ее команде мы все дружно «рожали слона». В нашем положении ничего не было важней — и дух соревнования тут крепко помогал.
— О, отличный хобот у тебя пошел! А у меня не идет что-то!
— П-п-пааай-дет!
— Сейчас бы Трон Генсека ему!
Байки мои разошлись уже по больнице, и сопровождающий их утробный хохот здорово помогал «рожать слонов».
…Тогда, отфутболенный Самим за появление в нетрезвом виде, летел высоко над океаном… Корабли крохотные были внизу… Ну, страшно!
Потом стал снижаться над нашими суровыми северными краями…
В мою избушку влетел… Нелли нету!
Стал быстро метаться по комнатам — так п р и т е л е никогда не летал. Наконец догадался — метнулся в сарай. Она была там — в клеенчатом фартуке, в рукавицах,— жир соскребала со шкуры барсука.
Увидев меня — невидимого — жутко побледнела.
Потом вдруг жадно сглотнула: почувствовала м о ю ж а ж д у.
Но н е з д е ш н и й ветер унес меня…
…Больница для героев-подводников на Обводном переполнена была — героев у нас всегда навалом, поэтому «рожали» все вместе — так даже веселей.
Однажды как раз во время этой процедуры увидел через окно: вышагивают через двор лысый и седой — Алехин и Грунин!
Сердце заколотилось радостно. И тут в покое не оставят!
Главврач в палату ворвался:
— Заканчиваем, заканчиваем! Важные посетители!
Всех, кроме меня, выкатили в коридор. Коньяк… конфеты. Ого!
— Ты тут не расклеивайся,— Грунин хрипит.— А потом, если захочешь, к нам приезжай!
Как это — если захочешь?!
— Работу тебе найдем!
Как это — найдем работу? А что же я — ее потерял?
А я-то приготовился сопротивляться коварным их планам!
Так что ж они?.. Неужто просто по-человечески зашли?
— Ну… е с л и ч т о…— Грунин поднялся.
Недолго побыли! Алехин вообще ни звука не проронил! Ушли. А я остался, как девушка, которая к долгому сопротивлению приготовилась, а никто, оказывается, и не домогался ее!
Наутро Геныч с Ромкой пришли.
— Твоя глупость просто изумительна! — Ромка говорит.— Неужели ты э т о м у поверил? — На Геныча кивает.— Разведка… разрядка… Тьфу! Да просто для рекламы водки использовали тебя! Душа твоя, жаждущая водки, влетела в некроантенну, что в торговом центре установлена была, завибрировала она на водочной частоте, и резко усилился спрос на водку на какое-то время. Решили они такое попробовать. Но, насколько я знаю, теперь отказались.
— И… что?
— Ну как — что? — Геныч усмехнулся.— Алехин твой виллу купил на Кипре. У этого попроще вилла…
Ромка обиженно отвернулся.
— Да и этот твой, Маркони американский, тоже поднялся, я думаю! — Геныч закончил.— Да, мистер Карпентер!.. А еще ВАСП!