г) Наконец, в 1980 г. М.В. Панов опубликовал статью, которая вносит последнюю ясность в соотношение его теории и теории P.O. Якобсона[100]. М.В. Панов утверждает здесь, что внесение момента протяженности в само понятие фонемы разрушает логическую цельность фонемы и может быть связываемо только с синтагмой. Следовательно, полноценную фонему М.В. Панов понимает только как парадигму, а не как еще и синтагму. Главное здесь то, что поскольку фонема для М.В. Панова, с одной стороны, мгновенна и неделима, а, с другой стороны, имеет сложное внутреннее построение, то это обстоятельство и ведет к тому, что соотношение единства и множества в фонеме нужно понимать только диалектически. Правда, мы сказали выше, что из всех иностранных исследователей P.O. Якобсон ближе всего подошел к диалектике. Но теперь мы должны сказать, что последние неясности на этом пути устранил не P.O. Якобсон, но именно М.В. Панов. P.O. Якобсон все-таки признавал временнýю последовательность признаков фонемы или ее протяженность. А это лишало фонему той мгновенности, без которой она не может вступить в диалектическое единство противоположностей.
Впрочем, справедливость заставляет сказать, что и сам P.O. Якобсон отнюдь не везде выдерживает свою точку зрения на внутреннюю временнýю протяженность фонемы. Он пишет:
«Утверждение, что фонема как таковая, да и вообще все языковые знаки, как, впрочем, и сам язык, существует вне времени, оправдано только до тех пор, пока речь идет о измеряемом физическом времени. Но если время рассматривать как отношение, то можно сказать, что оно играет исключительно важную роль в системе языковых значимостей, начиная с наиболее крупной из них, с языка, и кончая простой фонемой»[101].
Таким образом, P.O. Якобсон не просто требует временнóй протяженности внутри фонемы, но склонен понимать эту протяженность как систему отношений внутри фонемы. Правда, для диалектики и этого еще мало, внутрифонемное «время», не будучи физическим временем, все-таки оказывается некоторого рода протяженностью, хотя протяженностью уже чисто смысловой, чисто функциональной, или, можно сказать, содержит в себе свой собственный, чисто смысловой континуум. О том, что такого рода внутрифонемный смысловой и чисто функциональный континуум определенно чувствуется и даже формулируется некоторыми языковедами, можно судить по следующим заявлениям.
У Г.А. Климова читаем:
«Под протяженностью лингвистической единицы следует, конечно, понимать не физическую длину соответствующего сегмента в тексте, измеряемую субстанционально, а некоторую функциональную протяженность фонемы и морфемы, измеряющуюся числом лингвистических единиц, описывающих данное целое»[102].
Т.В. Булыгина пишет:
«…понятие „неразложимости во времени“ определяется и собственно временной последовательностью определенных артикулярных движений; каждая фонема определенного языка „неразложима во времени“ лишь с точки зрения данной фонологической системы, так что понятие фонологической и „субфонологической“ симультанности и линейности могут не совпадать»[103].
Поэтому фонема, с точки зрения Т.В. Булыгиной, с одной стороны, сложна, т.е. протяженна, а с другой стороны, мгновенна и единовременна:
«…фонема (с одной стороны – сложная, т.е. не элементарная, единица, представляющая собой совокупность симультанных дифференциальных признаков, с другой стороны – единица минимальная, не способная к разложению во времени)»[104].
Как считает Л.Р. Зиндер,