Варя. Я все вижу

— Отчего же, — он кривит губы, — есть. Знаешь, в чем между нами разница? Если демон допускает ошибку, то он признает ее и всегда готов понести наказание. А вот вы, люди, очень любите винить всех подряд, но только не себя. Вы называете нас гордецами и лжецами, но при этом сами же нас в этом и переплевываете. Вот только скажи, Варь, все же близится к финалу. Не станет Пиковой дамы, я исчезну из поля твоего зрения, все закончится и ты останешься один на один сама с собой. Хоть тогда ты найдешь в себе смелости признаться, что ты причастна к убийству родителей?

— Я не делала этого.

— Отчего же? Все твои решения были приняты только тобой. Все твои действия совершены по доброй воле. Так что твои руки в прямом и переносном смысле тоже по локоть в крови.

— Нет! — отталкиваюсь от его стола и начинаю пятиться назад.

— Да, Варя, да. Ты и сама прекрасно понимаешь, что твои упреки бессмысленны. Но вам, людям, так проще существовать, когда можно переложить вину за совершенную ошибку на кого-то другого. О, а еще вы обожаете злиться на всех подряд, кроме себя. Что ты сейчас и делаешь. Как странно, вы приписываете демонам все, что вам взбредет в голову в то время, как сами являетесь воплощением всех адских грехов.

Каждое последующее слово, что срывается с его губ давит сильнее, чем предыдущее. Оно бьет наотмашь, внедряется так глубоко, что мне невыносимо больше находиться с ним в одной комнате. Пусть потом мне это еще аукнется, но я сбегаю. Лечу почти бездумно туда, куда глаза глядят и даже не обращаю внимания на окрики тех, в кого по пути умудряюсь врезаться.

Даже оказавшись на улице, не останавливаюсь. Быстрым шагом преодолеваю пару улиц и заворачиваю на какую-то детскую площадку. Вот там силы покидают меня и я опускаюсь на пустующие качели. Я не плачу, нет. Мне кажется, что это умение атрофировалось во мне. Отталкиваюсь ногами от земли, начиная раскачиваться вверх и вниз.

Прямо, как моя жизнь.

Вот я наверху, почти достигла пика. У меня есть все, о чем можно только мечтать. А вот я ухожу вниз, теряя абсолютно все заработанное. Одно неверное соскальзывающее движение и ты вообще разбиваешься. Судя по всему, я как раз в миллиметре от этого шага.

Я в растерянности.

Я очень расстроена.

И я не знаю, на кого из нас больше злюсь. То ли на Егора, то ли на саму себя за то, что…Его правда оказалась слишком горькой, но такой нужной что ли. Отрезвляющей. Такой, которая наконец-то заставляет откинуть все чувства и другим взглядом посмотреть на всю ситуацию. И там я не жертва, а соучастница. Можно, конечно, заняться самобичеванием. Но только кому это пойдет на пользу? Только время потеряю, а его у нас ничтожно мало. Где-то ходит приспешница Пиковой дамы. Ходит и выбирает новую жертву, которой они закроют обряд.

Перестаю раскачиваться и даю себе обещание побыть на свежем воздухе еще пять минут, а затем вернуться в уже так надоевший ресторан. Прикрываю глаза и наслаждаюсь теплом, которое исходит от солнца. Наслаждаюсь таким же теплым ветерком, который нет-нет, а возьмет и взъерошит мои отросшие пряди. Я так устала быть заточенной в четырех стенах, что уже и забыла каково это быть свободной и каково все это ощущать. Но сладость момента омрачается стойким ощущением чужого взгляда на себе. Как противная мошка он перемещается по мне и кожа лица начинает зудеть. Я открываю глаза и вижу что на расстоянии нескольких метров напротив меня застыла какая-то женщина. Толпа прохожих вынуждена обходить ее, словно выросший посреди дороги столб.

Прищуриваюсь, рассматривая ее в ответ. Ей около пятидесяти, одежда простая, но вполне ухоженная. Среднестатистическая внешность жительницы мегаполиса, которая прожила половину своей жизни без особых изысков. Судя по кипе газет в ее руках, она либо раздает их бесплатно. Либо работает на почте и раскладывает их по почтовым ящикам. Но почему она до сих пор так неподвижна? Чем я ее так заинтересовала?

Вдох. Выдох.

Гляделки продолжаются.

Вдох. Выдох…

Последний получается протяжный, будто я спортсмен, готовящийся к финальному прыжку. Отчасти так оно и есть, я делаю рывок и несусь на оживленную часть дороги. Женщина тут же спасается бегством, думая, что я собираюсь ее преследовать. Но я научена горьким опытом и действовать в одиночку больше не собираюсь. Нарушаю правила, когда врываюсь в ресторан и под возмущения Софьи, пересекаю один из залов.

— У него важное дело, — хватает она меня за руку, пытаясь остановить. — Не влезай, пожалеешь!

— Это срочно, — успеваю вывернуться из цепких пальцев и толкаю дверь внутрь, попадая…

На казнь.

Одновременно с тем, как я застываю на пороге, сначала в воздухе блеснула сталь. А затем раздался рассекающий звук и на меня брызгает что-то горячее и липкое.

И это не кровь.

Это кислота.