Вавилон и Башня

– Ты пойми, начальник! – орал подвыпивший Данила. – Нет здесь ничего. Нет! Я после того, как машинист душу отдал, все здесь исколесил. Все! Здесь только эти, какие-то кривоногие с плоскозадыми лицами. Вот! И все! Рыбу только у них на спирт обмениваю. Рыбка хорошая. Да и все. Ну мы ж не за рыбой сюда приехали, а?

– Не… не за рыбой… – я с трудом попадал изжеванной папиросой в рот. – Ты мне скажи, Даня, есть здесь… бо-ло-т-а-а какие или нет?

– Какие болота? Какие болота? – он плеснул себе еще в чашку. – Никаких болотов здесь нет! Я ж говорю, начальник, всю эту поганую степь-тайгу вдоль и поперек исколесил. Здесь смерть только есть. А ты знаешь? Знаешь, сколько я людей из-под паровоза вытащил? Вот этими-то руками! – Данила подставил мне к лицу огромные, все в ожогах руки.

– Это… это… зачем? – икнул я, пытаясь сфокусировать взгляд.

– Так кидались же. Кидались под состав! Сами кидались!

– Кто кидался? – не понял я.

– Да все. Даже матухи с детьми. Когда голод был, когда война была, здесь все подряд под состав кидались. И ладно бы на скорости сорок-пятьдесят кидались. Нет! Все одно, пятнадцать-десять километров. Кинутся. Уже нижнюю часть сжевало, а верхняя – торчит. Да еще живая, падла. И окровавленными глазищами, такими страшными, зараза ворочает. Вот ей-богу. А мне что? Мне – вынимать. Иначе поезд дальше не пойдет. Иной раз по десять – пятнадцать душ так за день. Жу-у-у-ть… – Данила выпил.

– Ты мне скажи… ты скажи. Где здесь болото? Чего ты про трупы эти рассказываешь? Сам на войне насмотрелся.

– Да я откуда про болото знаю!

– Ну вот… – я сел на узкую скамейку, напротив печки.

– Ладно уж, теперь никого нет, все перемерли, – как-то грустно сказал Данила и вышел из тамбура.

– Да… – протянул я, и голова сама по себе свалилась набок.

Напротив, на узенькой скамейке появился Сато. Яркие вспышки, вырывающиеся из печки, отражались на его лице, как в зеркале.

– Если долго смотреть на воду, то вода начинает смотреть на тебя, – сказал он.

– И-к-к… – что-то хотел сказать я, но не смог.

– Подожди. Не надо.

– Но…

– Вот, – и он поднял палец вверх.

– Что там?

– Там и не там. Везде. Смотря что ты ищешь.

– Что ищу?

– Ты же что-то ищешь?

– Да. Может… может, какой-то справедливости?

– Справедливости, – Сато как будто взял слово «справедливость» в руки, покрутил его перед собой и отбросил в сторону. – Справедливости?

– Ну… ну… может, и нет. Может, ясности?

– Ясности? – Сато подержал слово «ясность» в руках.

– Ну да, ясности.

– Что ты сейчас ищешь? Именно сейчас?

– Правды? – сделал я еще одну попытку.

– Да ну… – махнул рукой он. – Правду мы и так знаем. Или ты думаешь, что ищешь правды, почему Семен сварил Нору? Почему Семен сварил свою собаку, ты и так знаешь. Какая тут правда? Самая простая. Или ты ищешь правды, почему тогда убил Захара? Нет… – развел руками он. – Ты и так знаешь. Ты мстил. И продолжаешь мстить. Всем людям. Ты никак не можешь принять, что они идут на поводу у своих инстинктов, а ты не можешь. Хотя так проще, так быстрее… и так будет всегда. Вот чего ты принять не можешь! Так будет всегда, и ты сам в этом ничего не значишь!

– Эх-х…

– Эх-х, – передразнил Сато.

– Я ищу. Я ищу. Может, покоя? Да, я ищу покоя… сколько уже можно…

– Покоя? Это проще простого. Хочешь покоя, ложись и будь покоен.

– Сами тогда скажите!

– Сказать? – Сато положил «сказать» на воображаемые весы. Воображаемые весы ничего не показали, Сато отшвырнул и это слово.

Я отвернулся и посмотрел в маленькое окно тамбура. Двойное стекло в толстой промасленной раме расслоилось от времени. Картинка получалась странной. Иней, замерзший в виде причудливых узоров, накладывался на расслоившееся стекло. Оба материала имели одну и ту же структуру, кристаллическую. Вот только стекло проявило ее от времени, а иней получил на какое-то время. Потеплеет, узоры превратятся в капельки воды. А стекло будет расслаиваться все больше и больше.

Но сейчас – в тот момент, когда они встретились – встретились два похожих состояния.

Я попробовал еще глубже всмотреться в стекло. За ним еще одна кристаллическая решетка. На еловых ветках снег подтаял, потом замерз. И вместе с узором самих веток эти прожилки льда, прозрачные в солнечных лучах, образовывали следующую кристаллическую решетку, третью.

Я попробовал посмотреть не на каждую в отдельности, а на все три сразу.

Вспомнил, как еще школьником, ставил маленькое мамино зеркальце напротив большого, висящего на стене в прихожей. Я прочитал об этом эксперименте в книжке по физике. Кажется, «Занимательные опыты». Из двух зеркал получался такой оптический туннель, без конца и начала.

Как сейчас, если смотреть на стекло, которое от времени расслоилось, через которое видны узоры замерзшей воды, через которые видны замерзшие еловые иголки. Как будто бесконечность смотрит на бесконечность через бесконечность. Как будто встреча трех бесконечных состояний. Так и вся наша жизнь. Как тут можно понять, чего я ищу?..

– Едем скоро, товарищ начальник, – в тамбур вошел Данила и подбросил пару поленьев в печку.

– Куда?