«Ричард» изобразил какой-то мушкетерский жест, приложив два пальца к линии волос, изящно ввернул докуренную сигарету в урну и проговорил почти деловым тоном:
– Не смею задерживать, спасибо.
– Я… – что-то еще я хотел сказать. – Но… но… что мне делать с моими заготовками?
– Посмотрите на них внимательнее, может, они вас куда-то приведут, – «Ричард» подмигнул.
– А что… – я боялся, что он уйдет, поэтому спросил, не объясняя: – А что мне делать с «последним солдатом»?
– Мы все последние солдаты.
«Ричард» зашагал дальше по аллее. Какое-то время я следил за ним. Казалось, его рост почти равняется высоте здания больницы. Или это я просто смотрел под таким углом? А еще, что серое облако с изрезанными, словно ножницами, краями цепляется за его макушку, пока он идет.
Может, «Ричард» прав? Может, башню на самом деле построили, но потом все, кто ее строил, разошлись в разные стороны, чтобы не испытывать боль. А может, если бы они не закончили ее строить, то боли как бы и не было. И вообще, все пошло бы по-другому.
Я закрыл глаза. В голове опять всплыли фразы «жизнь – боль», «это все рисунки», «время тигров прошло». Слова повторялись и множились. Пока я не провалился куда-то.
Я увидел леса и балки башни, закручивающейся то ли вверх, то ли вниз на манер торнадо. В облаках пыли, песка и стружки бегали люди. Башня была почти готова.
Глаза людей сияли как фонарики, бороды топорщились, пропитанные потом и пылью. Несмотря на усталость, они, кажется, были в хорошем настроении. Выглядели так, будто жизнь удалась.
Видимо, им оставалось поставить какую-то последнюю конструкцию, добавить несколько недостающих элементов и все… дело их жизни будет готово.
Потом все поменялось. Все те же люди, но бороды у них уже мягкие и чистые, волосы аккуратно причесаны. Они сидели полукругом, в нарядной одежде и смотрели куда-то вверх. Но глаза уже не как фонарики. Просто глаза. Где-то наверху висело облако, похожее на то, что сопровождало «Ричарда», только еще темнее, более рваное. Оно напоминало крокодила с большим числом пастей, развернутых в разные стороны.
Эти люди просто сидели какое-то время и смотрели перед собой. Смотрели на достроенную башню, свою башню… а потом встали и пошли в разные стороны. Просто встали и пошли кто куда, даже не взглянув друг на друга. Как будто не было этих многих лет, когда они вместе таскали тяжелые камни, месили раствор, натягивали веревки. Не было сотен мозолей, переломов, надорванных животов.
«Больше у них нет цели, – понял я. – Только боль осталась».
После того как строители разошлись, я переместился на то самое темное изрезанное облако, висевшее над башней. Сверху все выглядело плоским. Башня выглядела жирной точкой посреди плеши на земле, сплюснутой у основания.
Строителей нигде не было видно. Не могли же они так быстро уйти так далеко?
Я пригляделся и у основания башни увидел их следы. Это походило на циферблат часов, в центре которых была сама башня, а следы походили на множество стрелок, расходящихся в разные стороны. Только стрелки эти изображали не время, а пути-дороги, в какую сторону пошел каждый.
Внутри облака что-то зашевелилось, завибрировало, словно рой пчел. Видение оборвалось, я очнулся и достал телефон из кармана.
Сообщение от «Евы Браун»:
Я кое-как встал, ноги не гнулись от сидения на холоде. Но в голове было одновременно ясно и тихо. Давно так не было. С телом творилось что-то странное. Сверху я чувствовал озноб, а все, что ниже пояса, горело так, будто я только что вылез из бочки с кипятком.
На выезде с парковки стояла машина Нади. Видимо, перегородив дорогу всем остальным въезжающим. Уже издалека я услышал срывающиеся гортанные крики на немецком, как будто не она парализовала движение, а наоборот. Эта картонно-железная уверенность была всегда самой главной и единственной силой, державшей Надю на плаву.
– Ну сколько тебя можно ждать?! – злобно и одновременно плаксиво сказала она.
– Поехали, – ответил я не в силах ругаться.
Надя послушно нажала на газ, машина рванула с места, сильно раскачиваясь.
Я посмотрел в окно. Люди на проходной размахивали руками, пытаясь что-то показать друг другу. Или объяснить?
Надя что-то истерично доказывала про несовершенство современной медицины.
«Спокойно. Это только рисунки», – вспомнил я слова «мумии».
Глава 5. Мукнаил
«Опять шершавое и в слизи! Откуда эта шершавость?» – с горечью подумал Мукнаил.
Он оказался в узком коридоре, где все напоминало о поверхности балки, только гораздо хуже. Теперь все вокруг было такое чужое-плохое. Скользкое, нечистого цвета и шершавое, шершавое, шершавое… что особенно неприятно. Мукнаил не просто вспомнил слова Розевича про грязь и боль, а вспомнил их абсолютно точно.
– Грязь и боль, – произнес он вслух, пока Асофа пыталась провести его по узкой лестнице вниз.
– Чего?