Вавилон и Башня

Вениамин не хотел сейчас ни о чем думать, особенно о том, что еще два дня предстоит жить с разбитой параличом бабкой, что-то ей готовить. А еще хуже, убирать за ней обосранные простыни. Как нарочно, бабка не могла нормально испражняться. Ее жидкие, тягучие, серо-зеленые испражнения страшно пахли. Убирать за ней было настоящим мучением. Да еще она сама, не только разбитая инсультом, а обезумевшая от своей слабости, все время вспоминала какие-то гадкие истории про отца Вениамина и, что еще хуже, про его мать. Постоянно ругала и обзывала потаскухой бабушку Вениамина, ту, что жила в Москве. Хотя, насколько он знал, видела ее всего один раз, на свадьбе. Сам же Вениамин не видел московскую бабушку ни разу. После того как его мать вышла замуж за отца, родительница порвала с ней. Так вот, если все получится, как научил дядя Олег, им предстоит встретиться.

Вениамин явится не как бедный никчемный деревенский щенок, а как серьезный молодой человек, у которого за душой кое-что да есть. В общем, не хотелось возвращаться в убогую деревню, которую он всегда ненавидел. Хотелось сидеть вот так в электричке, смотреть в окно, на деревья и изредка встречающиеся избы, которые еще вчера представлялись ему совсем в другом свете, вот так покачиваться на сцепке вагона, разглядывая свою «добычу». Прошел всего день, а избы и деревья опять казались Вениамину другими. Все-таки прав дядя Олег. Прав, что если воровать, то по-крупному, а не таскать цепочки, хоть и по триста пятьдесят рублей.

Среди пассажиров было несколько стариков с… то ли лопатами, то ли какими-то другими сельскохозяйственными инструментами и большими котомками на колесах, которые они плотно прижимали к себе.

Вениамин внимательно разглядывал сначала одного такого старика, потом второго. И, несмотря на разницу во внешности, рост, фигуру, цвет волос, все они казались ему очень похожими, почти одинаковыми. Темная, от работы на огороде, кожа, словно намазанная землей, пустые прозрачные глаза…

«Никогда я таким не буду!» – чуть не скрежеща зубами, проговорил Вениамин и с каким-то остервенением представил себе жизнь одного из стариков.

Вспомнил вдруг, как отец неумело, спьяну выстрелил в их соседа, дядю Колю, который пытался спасти Вениамина от побоев. «Может? Вот… во что он стрелял! – поразился своей мысли Вениамин. – Дядя Коля превратился в такого „дедка“. Только с рваным шрамом через всю правую щеку».

Потом Вениамин посмотрел в другой конец вагона. Слева, у окна, сидел рослый парень, лет двадцати, с сильными загорелыми руками, поросшими серыми жесткими волосами. Сидел уверенно, не сгорбившись, выпрямившись, расправив плечи. «Так сидит человек, который уверен в своем будущем», – безошибочно понял Вениамин.

«Уверенный» читал книжку в черно-белой обложке, читал очень внимательно. Было видно, содержание важно для него. Вениамин заметил, что он даже глаза переводит со строки на строку точно по времени: раз – взгляд перевел, раз – опять перевел. И дальше… раз-раз-раз-раз…

Вениамин отвернулся, ему почему-то стало противно. Теперь он представил жизнь этого парня. Как тот вырос в хорошем деревенском доме, надежном, просторном, но без излишков. Как ходил в школу, потом служил в армии. После пошел учиться в ПТУ или, может, в какой институт, про существование которых рассказывал дядя Олег. И вот теперь едет домой, в деревню, повидать родителей.

Подойдет к своей избе, по-прежнему крепкой, ладной. Ведь отец поддерживает ее в хорошем состоянии, несмотря на возраст. Навстречу выбежит мать в чистой белой, в мелкий цветочек, косынке. Отец, такой же рослый, как и сын, только постаревший… у глаз сетки морщин. Но все равно еще здоровый и правильный мужчина.

«Уверенный» обнимет мать, пожмет руку отцу. Они идут в дом. Там стол с едой. Скорее всего, выпьют водки или самогонки, своей. Отец расчувствуется, начнет хвалить сына. Только они не будут напиваться в дым, бутылку на двоих, не больше, может, пару небольших «женских» рюмок выпьет мать. Когда завечереет, все выйдут посмотреть огород. Отец горд яблонями, распаханными многочисленными грядками, теплицами. А сын горд за отца.

«Сволочи!» – выругался Вениамин и сплюнул под лавку.

Ему стало одновременно плохо и хорошо. Странное чувство появилось внутри. Как в сказке, когда нужно выбрать из трех дорог одну единственную. Он посмотрел еще раз на одного из стариков в вагоне, потом на «уверенного», опять в окно, где среди серых бревенчатых изб изредка встречались избы со свежеструганными, раскрашенными нарядными наличниками, броские такие, явно зажиточных семей. «Все равно избы», – опять, со злостью, подумал Вениамин.