— А, какая разница! — Он протиснулся боком в дверной проём. — До Страшного суда четыре дня, и всем на всё наплевать. Пойдём, экс-конкурент, пообедаем.
Формально мы не были друзьями. Мы торговали товаром одной ценовой категории, и наши магазины располагались слишком близко друг к другу. К тому же Олли страдал ожирением, а я всегда насторожённо относился к толстякам. Но тогда я почувствовал к нему симпатию. Жаль, что не разглядел его монолитные качества годы назад.
Мы направились в «Лотто», первоклассный ресторан на Семьдесят третьей улице. Мы надеялись, что в центре народу поменьше, однако мы просчитались. «Лотто» оказался забит до предела, и мы ждали столик сорок пять минут.
Мы заказали жаркое из утки, но в итоге согласились на стейк. С самого утра, сказал официант, наплыв посетителей, и все заказывают жаркое из утки.
В «Лотто» работало радио — впервые, наверное, за всё время, что существует ресторан. Выступал какой-то священнослужитель — кажется, раввин. Его прервал короткий выпуск новостей.
— Война в Индокитае закончилась, — сообщил диктор. — Сегодня, в семь тридцать утра, был провозглашён мир. Кроме того, объявлено перемирие в Монголии и Танганьике.
Мы узнали ещё много интересного. В Индокитае повстанцы уступили французам территорию, заявив, что все люди должны жить в мире. Франция немедленно объявила, что отзывает свои войска и что они вернутся домой, как только найдутся транспортные самолёты.
Все французы решили провести оставшиеся до Страшного суда дни в Париже. В тот момент я тоже захотел присоединиться к ним. Диктор добавил, что русские ВВС согласились перевезти французов домой.
Везде было одно и то же. Все страны шли на уступки, отдавая соседям спорные территории, отправляя гуманитарную помощь в «горячие точки» — и всё в том же духе.
Мы слушали радио за бутылкой мозельского — всё шампанское было выпито ещё с утра. Думаю, я немного перебрал. Так или иначе, я возвращался в магазин в обнимку с двумя незнакомцами, и мы убеждали друг друга, что мир — это хорошо.
Именно так и было.
Домой я вернулся пораньше, чтобы не нарваться на вечерний час пик. Хотя совсем избежать его не удалось. С порога я ухмыльнулся жене, и она ухмыльнулась в ответ. Джейн тоже была навеселе.
Назавтра я взял жену с собой. Мы придумали, как провести последние три дня — вернее, два, ведь сам Судный день не в счёт. Мы поселимся в хорошем отеле, накупим классической музыки и устроим скромный праздник для двоих. Я считал, мы его заслужили. Хотя и мог ошибаться.
В магазине нас поджидал Фрэнк — в парадной одежде и с чемоданом в руке.
— В чём дело, Фрэнк? — спросил я.
— Мистер Остерсен, осталось два дня, и я хочу отправиться в своё первое путешествие на самолёте. Я лечу в Техас.
— Правда?
— Да, сэр.
Фрэнк переминался с ноги на ногу, как если бы думал, что совершает глупый поступок. Но его лицо выражало решимость. Он ожидал, что я буду его отговаривать.
— Там я смогу покататься на лошади, мистер Остерсен. Я давно мечтал съездить в Техас и покататься верхом. И не только на лошади. Я хочу посмотреть, как выглядит наша страна с самолёта. Я собирался отправиться в Техас летом, во время отпуска, но теперь… в общем, я улетаю.
Я прошёл в кабинет и открыл сейф. Там лежали четыре тысячи долларов, остальное хранилось в банке. Я вернулся и вручил Фрэнку две тысячи.
— Держи, парень, — сказал я. — Купи мне лошадь.
Он посмотрел мне в глаза и ушёл, не проронив ни слова. Да и что тут скажешь? И потом, не такой уж это и щедрый жест. Кому теперь нужны деньги? Мне хотелось, чтобы парень отлично провёл время.
Жена на этот раз, похоже, была согласна со мной. Она улыбалась.
Минни пришла почти сразу же после ухода Фрэнка. Она снова принарядилась, и эту одежду она тоже купила не в моём магазине. Её сопровождал молодой человек. Не красивый, не страшный — из тех парней, каких видишь на каждом шагу. Но Минни, похоже, считала иначе, судя по тому, как она сжимала его руку.
— Ты тоже собралась в Техас? — спросил я.
— Конечно нет, — сказала она. — Я выхожу замуж.
— Правда? — оживилась Джейн.
— Да, мэм. Мы с Хербом ждали, когда он окончит стоматологический колледж, — чтобы пока он мог пожить у родителей. Но теперь…
Должен заметить, выглядела она премило. Светло-русые волосы были ей к лицу.
— Вот, Минни. — Жена вытянула две тысячи у меня из руки и передала ей. — Проведи эти дни в своё удовольствие.
— Эй! — сказал я жене, когда Минни и её жених ушли. — А как же мы? В банк идти бесполезно. И что теперь делать без денег?
— Да не переживай ты так, — сказала Джейн. — Разве ты не веришь в первую любовь?
Она уселась в единственное удобное кресло в зале, предназначенное для покупателей.
— Знаешь, я устала быть бережливой, — сказала она, когда увидела, что я смотрю на неё.
— Понимаю, — ответил я.
— И деньги пока имеют хоть какую-то ценность, — добавила она. — Разве у тебя совсем нет веры? Господь позаботится обо всех.
— Ну тогда всё в порядке, — сказал я и уселся рядом.