Во временное пользование

– Тихо, сучка, не кричи, поняла? – голос был страшный, он буквально заставлял застыть, подчиниться.

Я промычала в гадкую ладонь, что не буду кричать. И чтобы отпустили.

Меня отпустили.

Швырнули на диван с такой силой, что в глазах стало темно.

Я, мне кажется, даже сознание потеряла, потому что следующее, что    увидела, это уже тех, кто вломился в квартиру. Двоих мужчин.

Один сидел напротив меня в кресле и увлеченно разглядывал задравшийся подол халата, а другой стоял у окна. И жрал пирог Варвары Петровны.

Почему-то меня это особенно потрясло.

Равнодушие, полное спокойствие, пустота в глазах. Активно жующая челюсть.

Тот, что сидел в кресле, проследил мой взгляд, заржал.

Смех его, мерзкий, словно скрежет железа, заставил вздрогнуть.

Я оторвала, наконец, глаза от ужасного в своей обыденности зрелища жующего бандита, а в том, что это были именно бандиты, сомнений никаких не возникало, и опять посмотрела на сидящего в кресле.

Поймала его гадкий взгляд на своих голых ногах, спешно задернула халат. И второй рукой сразу закрыла грудь, вспомнив, что под тонким шелком нет совершенно ничего.

Понятно, что никакой защиты быть не могло, но это скорее инстинкты.

– Что вам надо? – я постаралась, чтоб голос звучал не испуганно. Хотя, может, надо наоборот? Может, увидят, что боюсь, и не будут… Обижать?

– Ты знаешь, что.

Сидящий в кресле улыбнулся, его рот, полный серых зубов, вызвал дополнительное омерзение. Меня едва не передернуло. Кое-как сдержалась, отвела взгляд. Хотя, особо некуда было отводить. Не на мордоворота же у окна, прихватившего второй кусок пирога?

Сидящий в кресле тоже глянул на своего напарника. Нахмурился.

– Цепа, ты сюда жрать пришел?

– Да ты чего, в натуре? – поперхнулся Цепа, – охеренный пирог!

– Да вы кушайте на здоровье, – торопливо влезла я, – у меня еще есть!  Отрезать вам?

– Заткнись, – скомандовал главный, – и отдай нам ключ.

– Ка-ка… – у меня от неожиданности голос даже пропал, пришлось прокашляться, – какой ключ? От квартиры?

– Где деньги лежат, – заржал главный, потом резко наклонился ко мне, дохнул давно не чищенной пастью, – ты не строй из себя дуру наивную. Ты знаешь, какой.

– Не знаю.

Мне стало мерзко от его душной близости, от запаха, от взгляда глумливого, намертво застрявшего в вырезе моего халата. Все это, вкупе с тем, что я вообще не понимала, о чем он спрашивает, добавляло ужаса в ситуацию.

– Знаешь, коза, – он неожиданно провел пальцами по моей щеке, перехватил руку, которой я хотела отмахнуться от него, больно сжал, заставив вскрикнуть. И продолжил трогать меня! По шее – вниз, к груди, дергая ворот халата. – Не дрыгайся!

– Не знаю! Отпустите!

Я запаниковала еще больше, понимая, что не смогу сопротивляться. Если я думала, что до этого боялась, то испытываемое мною сейчас чувство вообще никакому описанию не поддавалось!

Меня никогда так не унижали, не обижали! Да я даже представить не могла… Тогда, на приеме, услышав гадости от старых приятелей отца, мне стало плохо до тошноты.

А сейчас…

А самый ужас был в том, что второй бандит, Цепа, стоял у окна и продолжал жрать пирог! Как будто ничего не происходило! Рассматривал с интересом и удовольствием, совмещал приятное с полезным!

Я перестала дергаться, понимая, что так добьюсь только того, что меня ударят. Изобьют. Хотя, то, что явно планировал сделать этот подонок… После этого лучше пусть убьет.

– Послушайте, послушайте, – торопливо зашептала я, пытаясь отвлечь подонка, – я не понимаю, о чем вы, я правда не понимаю…

– Понимаешь ты все, – он отбросил мою нелепо сопротивляющуюся руку и рванул ворот в разные стороны, обнажая грудь, – сучка гладкая… Мы с тобой сейчас поиграем, а потом ты нам сама все расскажешь. Если не захочешь повторения…

Я вскрикнула, и тут же грубая ладонь закрыла рот, Цепа, доев пирог, заржал:

– Ты не увлекись, а то она и сказать ничего не сможет!

– Сможет… – кряхтел мерзавец, опрокидывая меня на диван, – она сейчас долго говорить будет!

Я бешено отбивалась ногами и руками, совершенно потеряв контроль и уже понимая, что это не поможет. И плевать. Я не смогу просто подчиниться, пусть сразу по голове бьет. И убивает.

Слезы заливали глаза, мерзкие руки елозили по голой груди, отвратительный запах забивал ноздри. Я понимала, что меня сейчас опять стошнит. И надо всем этим безумием раздавалось чавканье Цепы, прихватившего еще один кусок пирога…

А потом, когда я уже практически отключалась от ужаса и боли, тяжеленная туша, придавившая меня к дивану, неожиданно исчезла.

Я вскинулась и отлетела в самый угол, сжалась там, спряталась. Мозг орал, чтоб я выбиралась прочь, как можно скорее, но я взгляда не могла отвести от происходящего в комнате.

Убийства.

А это было именно убийство.

В центре моей маленькой съемной квартирки бесновался черный смерч. Сквозь слезы я не могла в точности разглядеть все в деталях, да и колотило меня ужасно, так, что зуб на зуб не попадал.

Но кое-что запомнила. Зачем-то. Себе на беду.