К самому началу VI века в церквах царило глубокое смятение, подобное тому, что сегодня происходит среди деноминаций в Америке, только мы уже к этому привыкли, а тогда людям казалось, что настала сатанинская анархия. Вот как ту эпоху описывает историк церкви Евагрий:
Халкидонский Собор в то время не был ни явно признаваем в святейших церквах, ни вовсе отвергаем, – и каждый из предстоятелей распоряжался так, как ему заблагорассудилось. Только некоторые из них весьма мужественно отстаивали, что было изложено на том Соборе, и не дозволяли ни выбросить какой-нибудь слог из его определений, ни допустить в них перемену хотя бы одной буквы, и с великой горячностью волнуясь, никак не принимали в общение тех, которые отвергали его постановления. Другие же не только не признавали Халкидонского собора и его определений, но и предавали анафеме как самый Собор, так и Томос Льва[393].
Христианский мир разделяли суровые акты взаимного отлучения:
…Ни восточные епископы не имели единения с западными и ливийскими, ни те – взаимно с восточными. Дело дошло до величайшего беспорядка; ибо как восточные предстоятели не входили в общение между собой, так и распоряжавшиеся престолами в Европе и Ливии не благоприятствовали ни взаимному единению, ни единению с предстоятелями вне их границ[394].
Вспышки насилия на почве веры могли возникнуть в любом месте в любое время. Чтобы лучше представить себе атмосферу того времени, обратимся за примером к Сирии. Около 512 года антиохийский патриарх Флавиан подвергся столь жесткому давлению со стороны монофизитов, что в итоге Анастасий вынужден был его низложить и отправить в ссылку. Подстрекателем в этом конфликте стал монофизитский епископ Филоксен, старый ученик Петра Фулона. Филоксен призвал монахов всех окрестностей Антиохии устремиться на штурм города. Они, «собравшись вместе, в большом смятении и беспорядке ворвались в город и стали насильно требовать от Флавиана, чтобы он предал анафеме Халкидонский Собор и Томос Льва». Но это возмутило горожан, которые либо стояли за Флавиана, либо просто не желали терпеть столь грубого вмешательства в их жизнь. «Городская чернь поднялась и перебила множество монахов, так что они в огромном числе нашли себе гроб в Оронте, и их трупы погребены были в волнах его». Мы не знаем, что в данном контексте следует понимать под «множеством», но, вероятно, речь здесь идет, как минимум, о десятках погибших[395].
Казалось, уже ничто не может спасти учение Халкидона, но здесь опять положение изменилось в силу превратностей политической жизни. В 518 году после смерти Анастасия его преемником стал неграмотный полководец Юстин. Поскольку Юстин симпатизировал Халкидону, режим начал свою привычную игру: низложение епископов, отказывающихся принять новый порядок, и назначение или восстановление сторонников Халкидона. Юстин также восстановил общение между Римом и Константинополем. В памяти монофизитов он остался как Юстин Ужасный.
Спасение Халкидона
В тот момент перемены 518 года воспринимались как очередной этап игры, которая никогда не завершится. Казалось, что и дальше ортодоксальные и монофизитские императоры будут сменять один другого в случайном порядке на протяжении столетий, и любой верующий, оказавшийся в опале при одном режиме, знал, что ему лучше всего терпеливо ждать, пока двор не переменит своей ориентации. Лишь много лет спустя после воцарения Юстина стало понятно, что с ним родилась новая династия, благосклонная к Халкидону. Династия Юстиниана находилась у власти достаточно долго, с 518 по 602 год, – и она настойчиво внедряла принципы Халкидона, так что в итоге все привыкли думать, что имперская власть поддерживает именно эту версию ортодоксии.