Воскрешение из мертвых

— Не окажутся, мистер Диббль, — уверяет Корнелий. — Ни в прямом, ни в переносном смысле. Доски добротные, действительно старинные. А за краски мы не несем ответственности. Краски ваши.

— Краски меня не тревожат. У нас тоже есть свои жулики, специалисты по подделкам старинных картин. Целая фирма. Эти краски — их открытие. Через несколько дней они так потрескаются, что их никто не отличит от тех, какими писали Мазаччо, Пизанелло, Андреа дель Кастаньо. Эти итальянские мастера — современники вашего Рублева. Ну, а теперь нужно рассчитаться?

— Да, не мешало бы, — плотоядно улыбается Корнелий.

— Какой валютой: долларами, фунтами стерлингов или западными марками?

— Лучше долларами.

Диббль отсчитывает условленную сумму, добавляет к ней несколько лишних долларов и протягивает Корнелию.

— Покорнейше благодарю, — подобострастно произносит Корнелий, сам дивясь лакейскому обороту и интонации своей речи.

Не пересчитывая, он прячет доллары в карман и спрашивает с явными нотками тревоги:

— Как же вы будете переправлять наших «богов» через границу?

— Понимаю, — усмехается Диббль. — Опасаетесь таможенного досмотра? Знаю, что у вас с этим строго, и не буду рисковать. Попрошу кого-нибудь из своих друзей в одном из посольств, аккредитованных у вас в стране, оказать мне маленькую услугу.

А когда Корнелий с Лаврентьевым уже собираются уйти, Диббль неожиданно предлагает:

— А что, молодые люди, если я предложу вам подработать еще? И весьма солидную сумму?

И без их ответа Диббль догадывается, что они ничего не имеют против такого заработка.

— Меня интересует один ваш ученый, у которого нужно кое-что разведать, — поясняет Диббль смысл своего предложения.

— Это тот профессор, Корнелий, о котором я вам уже говорил, — уточняет Каин, маленький лысый человечек.

— Кречетов?

— Он самый.

— Если вам это неизвестно, то я могу сообщить, что он не ведет исследований оборонного, как у вас говорят, значения, — продолжает Диббль. — Он не изобретает ни новых бомб, ни лучей смерти, ни прочего смертоносного оружия. Ведет тихую, скромную научную работу, не имеющую пока практического значения. Дело, однако, в том, что мы тоже ведем такую же работу и нам небезынтересно знать, чего достиг этот профессор.

— А разве он не публикует своих работ? — интересуется Корнелий.

— Пока не публикует. К тому же информация об этих работах нам очень важна именно до того момента, когда он решит их опубликовать.

— Понимаю, — усмехается Корнелий. — Это нужно для закрепления вашего приоритета?

— Ну, не совсем так… Весьма возможно, что мы вообще настолько опередили Кречетова, что…

— Это тоже понятно. Только и вы учтите, что это не контрабандная торговля предметами культа. Это идет уже по другой статье уголовного кодекса.

— Да, конечно, это я понимаю. И это будет учтено при вознаграждении.

Корнелий молча переглядывается с Лаврентьевым, потом заявляет:

— Предложение ваше слишком серьезно, мистер Диббль. Дайте нам подумать.

— Хорошо, но не позже чем завтра я жду окончательного ответа.

15

Как только Телушкин с Лаврентьевым выходят на улицу, Корнелий предлагает:

— Едем ко мне. Там все обсудим, а пока ни слова.

Но и у себя дома Корнелий долго не начинает разговора. Лишь после второй рюмки коньяка глава корпорации подпольных бизнесменов мрачно произносит:

— Прокрутил я все варианты на этой вот вычислительной машине, — хлопает он себя по лбу, — получается, что можем влипнуть в очень неприятную историю.

— Ты думаешь, что пахнет государственной изменой?

— Изменой не изменой, а все-таки…

— Так на кой нам черт тогда это дело! — простодушно восклицает Лаврентьев. — Откажемся, и все!…

— Нет, уж теперь поздно отказываться. Теперь мы у них в руках. «Боги» нас подведут. «Боги», которых мы так дешево продали этому заокеанскому дельцу.

— Так черт с ними, с этими «богами»! — ругается слегка захмелевший после третьей рюмки Лаврентьев. — Признаемся КГБ, что «боги» — наших рук дело, их мы действительно продали, а Родиной не торгуем. Ты же сам говорил…

— Ну, что ты лопочешь!… — досадливо машет на него рукой Корнелий. — Копнут ведь глубже. Вот и выяснится, каким образом отца Никанора надули, да и прежний бизнес с иностранцами всплывет на поверхность. Если бы в этом деле были только мы с тобой замешаны, а то еще и Вадим с Колокольчиковым. Один, как ты сам знаешь, дурак, а другой — трус. На первом же допросе все расскажут. В общем, повторяю: мы у них в руках!

— Да почему у них? Кого ты имеешь еще в виду?

— Диббля и Каина.

— А Каин разве с ним заодно? — удивляется Лаврентьев. — Разве он не только посредник?

— Он сволочь, каких мало! — плюется Корнелий. — И как это я так опростоволосился? Ведь знал же, что рано или поздно продаст. Еще когда он только стал проявлять интерес к племяннице профессора Кречетова, я сразу же подумал — неспроста!

— А ты полагаешь, что Кречетов все-таки какой-нибудь атомщик или ракетчик? — невольно шепотом спрашивает Лаврентьев.

— Ну, это едва ли. Насколько я разбираюсь в науке, он, кажется, специалист по элементарным частицам.

— Так ведь это тоже атомная физика?