Восстание среднего класса

При этом абсолютно принципиально разделение частного и общественного интереса. Если бы это было проведено на практике в годы неолиберальных реформ, Международный валютный фонд не имел бы возможности использовать деньги, полученные от правительств Запада, чтобы давать займы правительствам «третьего мира» и Восточной Европы в обмен на приватизацию собственности, то есть фактически выполнять посредническую миссию и осуществлять политическое давление в интересах частных инвесторов. Общественный кредит до последней копейки (цента, лиры, пенни) должен идти в общественный сектор, проекты, направленные на решение общих задач. Тем самым невозможной станет ситуация, когда частные коммерческие риски (и убытки) социализируются ради частных прибылей.

Еще Дж. М. Кейнс писал, что социализация инвестиций является единственным оправданным, с его точки зрения, лозунгом социалистов. Именно контроль общества над инвестиционным процессом, а не государственная собственность на здания и машины является главным социалистическим принципом. Левые никогда не были противниками кооперативов или муниципальных предприятий. Напротив, именно эти формы организации производства могут в наибольшей степени отражать потребности населения на местах. Однако они не могут заменить общественных инвестиций в проекты, работающие на коллективные нужды.

Общественный сектор становится тем инструментом, с помощью которого общество НЕПОСРЕДСТВЕННО решает свои коллективные задачи – экономические, социальные, экологические, культурные. Рынок и частный сектор приспособлены для решения лишь частных задач, и никакое регулирование не поможет снять это противоречие. Чем более остро стоят общие задачи всего общества и всего человечества, тем больше потребность в социализации. Во времена глобального потепления социализация энергетики становится вопросом выживания человечества. Но если социализм сможет работать в этой сфере, почему не в других сферах? Если он может спасти нас от всемирного потопа, почему бы ему не стать руководящим принципом нашей жизни вообще?

Ответ на этот, как и на многие другие, вопрос будет зависеть от развития движения, его успехов и поражений, его опыта, его активистов и лидеров. Сейчас, когда глобальная нестабильность породила очередной подъем социальной борьбы, можно с уверенностью говорить, что новые революции опираются не на консолидированный рабочий класс, а на неоднородную и плохо структурированную массу, восставшую против господствующих элит, но далеко не всегда способную консолидироваться в ходе этого восстания. В этом революции начала XXI века напоминают движения, которые имели место на более ранних стадиях развития капитализма, вплоть до Великой Французской революции. Капиталу противостоит не организованный рабочий класс, а широкая разночинно-плебейская масса, которую могут повести за собой не только левые и прогрессивные силы, но и всевозможные демагоги, почуявшие свой шанс.

Антонио Негри и Майкл Хардт воспели это положение дел в своих книгах про империю и «множества», не поняв (вернее, не пожелав понять), что речь идет о крайне опасном и сложном процессе, исход которого зависит от того, какая политическая и социальная сила сможет превратить толпу в массы, а массы новых полупролетариев структурировать в сознающий свои интересы класс. Для того чтобы добиться этого, нам не только не нужно отказываться от уроков классического марксизма и социалистического движения, но, напротив, самым тщательным образом повторить и осмыслить эти уроки. Ведь класс не возникает стихийно сам по себе, он формируется в борьбе, в борьбе с другим классом.

Смысл сегодняшней российской революции состоит именно в самоконструировании нового трудящегося класса, политической армии современного наемного труда, объединившейся не только ради борьбы за более высокую зарплату или более сносные условия работы, но и требующей обеспечения своих общественных потребностей в социальной сфере.

Неолиберальный капитализм, стремясь к снижению социальных издержек, подорвал механизмы социального воспроизводства общества, подготовив тем самым беспрецедентную катастрофу, переживаемую сегодня человечеством. Теперь восстановление социального государства становится уже не просто политическим лозунгом, а вопросом выживания общества, условием его самосохранения. Это ощущается в Европе, в странах Ближнего Востока, но особенно остро и болезненно мы переживаем это в России.

Однако нельзя ни вернуть старую социал-демократию, ни восстановить в первоначальном виде исчезнувший Советский Союз. Нам нужен новый проект, основанный на участии общества в конструировании собственного социального государства под свои меняющиеся потребности, необходима жесточайшая борьба против власти капитала, поскольку никаким иным образом не могут быть сформированы соответствующие структуры самоуправления и получены необходимые ресурсы. Старые лозунги национализации и демократизации встают в повестку дня.