- Наверняка меня сдал кто-то из тех, кто знал обо мне точно. Иначе они не действовали бы так прямолинейно. Прятаться всю жизнь я не собираюсь, поэтому сходить нужно. Кричать, что это не я, тоже глупо. Вопрос в том, что можно сказать и чего от них добиваться. Моя ценность для них заключается в том, что я все еще знаю много технологий, до которых им самим двигаться десятки лет. Ну и знание ряда природных катастроф. Остальное из-за внесенных изменений становится все более недостоверным. Естественно, никаких технологий я им передавать не собираюсь, пусть договариваются с вами. А вот о катастрофах в самих Штатах сказать можно. И рассказать, до какой жизни они докатились и почему. Это и для нас может быть полезно. Америку с этой планеты не уберешь, поэтому снижения напряженности пойдет на пользу всем. В моей реальности вы уже вовсю договаривались об ограничении вооружений. Если бы не Афганистан, возможно, добились бы большего. Надеюсь, мы в него не полезем. Если захотят американцы, не нужно им мешать.
- Этот вопрос рассмотрят эксперты Проекта, - сказал Брежнев, - и дадут свои рекомендации в том, что именно тебе можно сказать. Все документы и разрешение получишь через Комитет. Когда все подготовят, мы еще с тобой поговорим. Может быть, все еще сложится к лучшему.
- Вы все-таки пришли один! - на чистом русском языке сказал посол. - Зря, ваша жена получила бы от этого визита немало удовольствия.
- Как-нибудь в другой раз, - пообещал я. - Она надолго не бросает дочь, а тащить сюда маленького ребенка - это перебор.
- Я запомню, - улыбнулся Уолтер Стессел. - Раз вы приняли мое предложение, значит, должны догадываться, о чем пойдет речь.
- Возможно, - вернул я ему улыбку. - Но вы все-таки объясните, а то, может быть, я заблуждаюсь.
- Как там в будущем? - перестав улыбаться, спросил Уолтер.
- Если честно, то очень хреново, - ответил я. - Это не в последнюю очередь послужило причиной моего возвращения.
- А для кого хреново?
- Для всех. Послушайте, Уолтер, давайте я вам очень коротко кое-что расскажу, а потом уже поговорим более предметно.
- Я вас слушаю.
- Ваши ученые не слишком кипятились, когда узнали о путешествии во времени?
- Не то слово. Они в него так до сих пор и не поверили.
- И правильно сделали. Материальное тело не может двигаться против потока времени. Мне сказали, что это один из фундаментальных законов Вселенной. Я не попадал в будущее и не возвращался обратно. Я прожил свои восемьдесят лет и умер, а в мое молодое тело вернули только память прожитой жизни.
- Кто вернул? - подался он ко мне.
- Люди другого мира. Нам до такого даже в конце моей жизни было еще далеко.
- И чего они этим хотели добиться? Чем вы с ними расплатились?
- Вы не поверите, Уолтер! - засмеялся я. - Я отдал килограмм отличных вафель! И не нужно в этом искать скрытый смысл: ребенку, который оказал мне такую услугу, она ничего не стоила, он бы сделал это и так, просто из симпатии ко мне.
- Допустим, - согласился он. - А как же причинно-следственные связи?
- Они так же фундаментальны, как и законы природы. Одним из следствий переноса моей личности в прошлое стало полное исчезновение той реальности, которую я знал. Ее еще нет, а что будет вместо нее, я вам пока сказать не могу. Даже события ближайшего будущего в результате наших действий сильно меняются, что уж говорить о более отдаленном времени.
- И какая цель? Вывести в лидеры Советский Союз?
- Одна из целей. Можете мне не верить, но ваше лидерство ничего хорошего не принесло ни миру, ни вам самим. И потом, абсолютное лидерство, как и мировое господство, - это фикция. В следующем веке будет слишком много новых центров сил, а все прежние придут в упадок.
- И вы тоже?
- Вашими стараниями! - ехидно улыбнулся я. - Вы делаете все возможное, чтобы разорить Советский Союз гонкой вооружений, а ведь мы ускоряем ваше развитие самим фактом своего существования. Видели бы вы, до какого маразма докатится западная цивилизация. Рассказал бы, но вы все равно не поверите.
- А вы попробуйте.
- Хорошо, - хмыкнул я. - Как вы относитесь к геям?
- Мерзость, - скривился он.
- К вашему сведению, в начале второго десятилетия следующего века однополые браки были узаконены во всех ведущих западных странах. За их права так яростно боролись, что кандидат в президенты, осмелившийся сказать хоть слово против, мог считать себя проигравшим. К тридцатому году в Европе, если не считать нас, такой была каждая пятая семья. Мы, естественно, эту мерзость не приняли.
- А мы?
- Вы в этом недалеко ушли от остальных, просто у вас в стране тогда творилось такое, что вам было не до статистики. И это я вам сказал, в сущности, о мелочи.
- А что в вашем понимании крупное?