Второй сын

– Колька Прокопенко подсказал, – отхлебнул кофе Семён. – Сослуживец мой из Киева. У него такая же проблема была, так он наш флаг наклеил и георгиевскую ленту на антенну соседу привязал. Работает.

ВТОРОЙ СЫН

Мальчик сидел, прижимая к наглаженной тельняшке синего плюшевого слона. «Веки болезненно красные, – подумала Юлька. – Может, больной? И сидящая рядом с ним женщина, кто ему? Бабушка, судя по возрасту. Гладит его ладонь, а в глазах – боль».

– Извините,  – Юлька вышла вслед за ними из вагона метро. – Вы не бойтесь, пожалуйста. Меня зовут Юлия, у меня есть сын Семён – ему четыре года исполнилось вчера.

«Зачем я про это? – пронеслось в мозгу. – Не то, не то. Подумает, что я какая-то аферистка».

– Здравствуйте, Юлия, – женщина задвинула мальчика вместе со слоном себе за спину. – Я могу вам чем-то помочь?»

– Простите, ради бога, – Юлька вытащила из сумки шоколадного ежа в цветной фольге. – Мне показалось, что это я могу вам помочь.

В ближайшей кафешке баба Надя рассказала всё – и как машина с Генкой и его родителями свалилась с моста в реку, и водолазы двое суток искали их тела, а нашли только Генку. И что она уже очень старая, чтобы его поднять, а  он почти ничего не говорит с тех пор, а у нее сердце болит все чаще. И что ее давняя подруга, всю жизнь проработавшая в детском доме, категорически запретила ей даже думать об этом, а она и не думает, а просто боится, ведь у Генки никого не осталось, кроме нее.

– Как говорит мой муж – говно вопрос, – подытожила ее тираду Юлька. – Сейчас всё порешаем.

Следующая неделя была посвящена беготне – по юристам, чтобы усыновить побыстрее, по магазинам, чтобы Генка не чувствовал себя обделенным, по врачам, чтобы баба Надя поправила сердце.

– Сёмочка, – шептала Юлька сыну на ухо. – Теперь у тебя есть брат – он младше, и ты, как настоящий мужчина, должен заботиться о нём, будешь?

– Нет, – честно мотал головой Сёма. – Пусть о нем заботится наш папа – он мужчина более настоящий, чем я.

В такой кутерьме пролетел год. Баба Надя умерла осенью, когда желтые листья с берез толстым мягким ковром усыпали подъездную дорожку на дачу.

– Смотри, – Генка теребил Юльку за штаны. – Ну, смотри же!

Из микроавтобуса вышла женщина и помогла спуститься с подножки мужчине на костылях.

– Здравствуйте, – кивнула им Юлька и задвинула Генку себе за спину.  – Ищете кого?

– Геночка, сына! – женщина присела на колени, протянув руки навстречу.

– Мама? – неуверенно выглянул Генка из укрытия. – Мамочка!

За самоваром с плюшками и кизиловым вареньем выяснилось, что оба Генкиных родителя провалялись в коме все это время. И что это – редчайший случай из описанных ранее, когда оба, почти одновременно, вышли из нее.

– Да-а  уж, – протянул Сёмка, намазывая плюшку вареньем. – Чудеса, да и только. Мам, а теперь Генкина железная дорога опять будет моей?

Все сразу суетливо засобирались.

– Спасибо вам за все, – поблагодарила Генкина мама. – Нам пора.

Она подала костыли мужу и, взяв Генку за руку, повела их обоих  к автобусу.

– Мам, – Сёмка прижался щекой к ее ладони. – А Генка еще к нам приедет?

– Не знаю, – вздохнула Юлька. – Может, на Новый год.

Не дойдя до автобуса, Генка вырвался и побежал назад.

– Мама, мамочка! – плакал он, обхватив Юлькины штаны. – Я приеду, я обязательно приеду! Я буду приезжать часто-часто!

– Не плачь, сынок, – Юлька присела на корточки, взяла его лицо в свои ладони. – Мы всегда будем с тобой, чтобы не случилось.

– Пока, брат, – Сёма влез между ними, взяв Генку за руку. – Приезжай, когда захочешь. Железную дорогу, так и быть, забирай себе. А я тебе буду звонить. И мама тоже. Да, мам?

БРЕННОСТЬ БЫТИЯ

– И что, виллу тоже оформил на жену? – Петруха подцепил вилкой креветку.

– Не, – Толик подтянул ближе блюдо с паэльей. – На тещу.

– Хм, – хмыкнул Петруха. – А если помрет?

– Кто? – моргнул Толик с недоумением. – Жена или теща?

– Обе, – предположил Петруха. – Раз, и всё! Автокатастрофа, к примеру.

– Не-е, – промычал Толик набитым ртом. – У меня брачный контракт.

– С тещей? – долил вина в бокал Петруха.

– С тобой, блин! – Толик бросил вилку на стол. – И еще долговые расписки от жены и тещи. Давай, Петр, выпьем.

– За дружбу?

– За налоговую службу! – заржал Толик.

– Да-а, – Петруха выпил залпом, крякнув. – Трудно им, слугам государевым, на казенных-то хлебах.

– Ну-у, – зажевал Толик. – На то мы с тобой, чиновники, им и дадены, так?

– Так-то оно так, – согласился Петруха. – Только обидно, блин, что на мое имя ничего не записано. В рейтинге Форбса и то жена вместо меня место занимает.

– Точняк, – Толик закурил, откинувшись в кресле. – Легализоваться мы с тобой, Петька, сможем только на кладбище – надписью на надгробье.

– Вот, гляди-ка, – Петруха встал с бокалом. – Бренность бытия, какая, а? Как начинали мы с тобой с похоронного агентства в девяностые, так и закончим. Круг замкнется.

– Софокл?

– Крис Кельми.

Над тихими водами Бретани, в вечерней тиши неслось на два нестройных голоса: «Замыка-ая кру-уг, ты в глаза-а посмотришь вдру-у-уг»…

ГРЕХИ ВОЙНЫ