Читаем Второй вариант полностью

Ну где же ты бродишь теперь, сержант Леха Харько́в? Куда увела тебя твоя песня? Может быть, ты давно уже в своей родимой Воркуте, там, где жил и живет один красивый ненадежный человек? Забудь, сержант! Всякое бывает в жизни. Не дождался тебя тот человек — значит, не хватило чувства, значит, не хватило верности. Считай, что к лучшему, потому что солдату без верности никак нельзя.

В песне, которую пел Харькбв, было два незнакомых Новикову куплета. Сержант Николай был у него родом не с Украины, а с Амура и перед боем вспоминал великую таежную реку, именуя ее Батюшкой. Видимо, каждый исполнитель добавлял в песню то, что ему ближе. Хотя сюжет оставался таким же... Попал однажды Абдулла в засаду, и русский сержант поспешил ему на выручку. Они сражались рядом, а потом, когда кончились патроны, Николай стал выносить с поля боя афганского сарбаза...

Новиков вздохнул и подумал, что так и улетит, не узнав прототипов героев песни. А ведь были же, были! Он сплошь и рядом натыкался на какие-то похожие события, но совсем другие, хотя тоже повествующие о дружбе между советским и афганским воинами, о стремлении всегда прийти друг другу на помощь. И память с готовностью прокручивала немые кадры жданных и нечаянных встреч.

...На поляне, спускающейся к реке, тесно от многолюдья, шумно и весело. В афганский полк приехали советские зенитчики. Стоял на поляне стол, накрытый красным полотном. Развевались на высоких шестах флаги: афганский и советский. Были, как водится, речи, понятные даже без переводчика. Подполковник Иван Кадатко вручил лучшим сарбазам советские знаки солдатской доблести. Потом начались соревнования в стрельбе из личного оружия, где победителем всегда становится дружба. В полевой кухне варился плов для совместного обеда.

А под цветущим гранатом сидели командир полка полковник Абдул Гафур, подполковник Александр Шапошников и он, прибывший по служебной необходимости человек — Новиков.

— Вот здесь это было, — сказал Шапошников.

Новиков невольно огляделся: редкие деревья были в цвету. Представил, как крадется в сумерках убийца, как, подняв пистолет, ловит на мушку появившегося на крыльце Абдулу Гафура. Как, услышав выстрел, выбегает из дома Шапошников. Но, видно, дрогнула рука у бандита, промахнулся и кинулся прочь от бросившегося вслед русского офицера.

Они живут рядом, Шапошников и Абдул Гафур. Обоих служба заставила покинуть на время семьи. И у того, и у другого по трое детей. Детям всегда снятся розовые сны, и даже судьба отцов им кажется розовой.

У Абдулы Гафура в восемьдесят первом душманы убили брата. А ему самому уже пришло третье письмо с угрозами: не уйдешь отсюда — будет то же, что с братом...

Они сидели в тот предвечерний час под розовым деревом и еще не знали о том, что не доведется им отведать плова, что через полчаса на позицию одной из батарей нападут душманы, и тревога раньше времени завершит этот веселый праздник дружбы...

Праздник праздником, а будни — вот они: взрывы, выстрелы, протянутые ручонки афганских детишек, заострившиеся лица раненых. И Удут, ушедший в неведомую жизнь. И Ширахмат, сказавший в лазарете: «Когда-нибудь у нас тоже будет много своих врачей...»

Конечно, будет. Ради нее, этой будущей жизни, рискуют собой ясноглазые мальчишки из России. Ради нее полз под выстрелами мудрый Цагол-Ахмат и шептал, склонившись над бездыханным телом сержанта афганской армии:

— Ареф! Ареф!

Но сержант Ареф не шевелился. Рядом с ним валялась простреленная фуражка, из фляжки тоненькой струйкой сочилась такая дорогая вода, за которой он отправился к реке.

Однако сержант не был ранен, пули чудом миновала его. И все же лежал бездыханный, и синь уже тронула смуглое лицо. Цагол-Ахмат разжал его рот, припал губами к губам, такой способ искусственного дыхания тоже есть...

Об этом эпизоде Новикову рассказал сам Ареф, который уже в чине лейтенанта служит в одном из афганских полков. Повидав Цагол-Ахмата, Новиков передал ему от Арефа наклон.

— У него был тепловой удар, — сказал он. — Очень храбрый мальчик. Если останется жив, большое будущее ждет его.

Если останется жив,.. А в песне, которую пел сержант Харько́в, такой же мальчик по имени Абдулла погиб. За новую жизнь приходится платить дорого. Сержант Николай вытащил Абдуллу с поля боя, но душа его уже отлетала к верхним людям.

И вижу я сноваГранатовый цвет,И слышу я слово:«Засада».И вижу живого,Кого уже нет,Сарбаза из Джелалабада...

Харько́в обещал спеть еще одну песню, его любимую — про казака и журавушку. И уже начал ее. Но снаружи раздалась пулеметная очередь, сорвала всех с мест и кинула по местам боевого расчета. Новиков тоже, прихватив автомат, выскочил с ребятами, нисколько не сомневаясь, что кто-то пытался незаметно пробраться к объекту.

Ночь в мгновение проглотила людей, оставив их вдвоем с майором Виктором Заикой.

— Это я приказал дать очередь, — сказал майор, — чтобы проверить, как будет действовать личный состав. Пойдемте посмотрим.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии