Выстрел в Орлиной Гриве

- Станут в такую глушь за елками ездить! Я вот о другом думаю: не надоело ли тебе, Зотов, в лесу одному бирючить? Работаешь спустя рукава. Он помолчал, глядя на лесника, и спросил уже более мягко: - Сколько уже стукнуло-то?

- Шестьдесят пять, Анатоль Тарасыч. Годы мои и правда немалые. Только все это напраслину на меня возводят. Анатоль Тарасыч, я, конечно, не тот, что прежде. Да ведь старый конь борозды не портит. - Николай Ильич сказал это чуть обиженно, с просительной ноткой. А сам подумал: "Вот идол, в сыновья мне годишься, а тыкаешь! Что мы с тобой, водку вместе пили?"

- Ну ладно, ладно. Закончим на этом. Но ты себе сделай заметку. Будут опять жаловаться - по-другому разговор пойдет.

Он расспросил Николая Ильича о том, как приживаются посадки, на какой площади сделана санитарная рубка. Не сохнет ли лес от подсочки, там, где берут живицу.

В конце разговора Николай Ильич, хитро улыбнувшись, сказал:

- У меня, товарищ директор, с осени берлога примечена. Лежит мишка проверяю все время. Не выберетесь?

Анатолий Тарасович оживился:

- Берлога, говоришь? Это дело. Ох хорошее дело! А не вспугнут? - с неожиданной тревогой спросил он.

- Не, не вспугнут. Я только один и знаю, даже с егерем не поделился. Приезжайте, дело верное, место глухое. По следу приметил я - большой мишка! Может, и с медвежонком. Только вы поспешите.

- Поспешу, поспешу. - Директору явно пришлось по душе приглашение Зотова. - До берлоги-то далеко?

- Да не так чтоб уж и далече, Анатоль Тарасыч. У меня и лыжи широкие есть. Для вас. Такую шкуру дома повесите!

Директор полистал календарь. Вздохнул:

- Все дела, дела... За приглашение спасибо. Как-нибудь выберусь. Лады, Зотов! - Анатолий Тарасович поднялся из-за стола. Крепко пожал леснику руку.

- Вы весточку только дайте, - прощаясь, сказал Николай Ильич. - Али я сам позвоню вам через пяток дней?

- Позвони. Выберусь обязательно.

...К Грише Зотов пришел улыбающийся, довольный.

- Ну и дела! - покачал головой Григорий. - Ты и впрямь никак жениться решил, жеребец? Тебя ведь такого стриженого и Дружок не узнает.

- Смотри! - развернул Николай Ильич журнал. - На мое Зайцово похоже. Как две капли!

Гришка взглянул на картинку. Сказал со вздохом:

- Было Зайцово твоим когда-то... Чего о нем вспоминать. Я уж думал, ты давно его из головы выбросил.

- Да ведь как выбросишь, - разочарованный реакцией друга, вяло протянул Николай Ильич. - Родные края.

- В краях этих родных мужички да бабы подумали о тебе, когда решили под суд отдать? Простить отказались! Вспомнил о тебе кто-нибудь, когда ты на Севере зону топтал? Родные края... Эх ты! Нету у нас с тобой родных краев. И родни нету, - в сердцах бросил Гриша.

- Да уж что верно, то верно, - прошептал лесник, - прости они мне тогда, вся жизнь у меня бы по-другому повернулась. - Он сложил журнал вчетверо и запихал в мешок.

Весь вечер они провели в ресторане. Здесь было шумно, дымно от курева, пахло пережаренным мясом. У Николая Ильича с непривычки разболелась голова. А Гриша чувствовал себя здесь как дома. К их столику несколько раз подходили какие-то незнакомые Зотову люди, здоровались дружески с Гришей. Иных он усаживал рядом, приглашал выпить.

- Пятьдесят пять лет не каждый год человек справляет! - кричал он громко.

Николай Ильич с удивлением отметил, что Гришу здесь многие знают. И официант, молодой прилизанный парнишка с тонкими усиками, называл его почтительно по имени-отчеству: Григорий Иванович. "А говорит: "Как и ты, бирюком живу - ни друзей, ни знакомых"". Николаю Ильичу было неприятно и немного грустно оттого, что у его старого друга Гриши есть какие-то иные, свои интересы, что он здесь бывает в ресторане, да и еще, наверное, в разных местах. "Может, даже веселится в компаниях, - подумал Николай Ильич, но тут же отогнал эту завистливую мысль. - Так ведь ему без этого не обойтись. Клиентов на лес искать надо, застройщиков всяких. А такие дела где закрепляются? В ресторане".

- Коля, кореш ты мой. - Гриша уже изрядно захмелел, глаза у него сделались маленькими, блестящими. - Коля, старые мы с тобой хрычи. Окурки. Никому-то мы не нужны. Ну, ничего, сами за себя постоим... Годика через три заимеем домик на теплом море, участочек свой. Заживем другим на зависть... Отогреем старые кости.

- Да уж ты-то чего в старики записываешься, - не соглашался Николай Ильич. - Пятьдесят пять лет для мужика - самый цвет! Вот только облысел ты изрядно. А помню, в колонии я тебя приметил... Молодой ты еще был. И злой. Ровно зверь. А вот приглянулся мне чем-то! И сам не знаю чем.

- Эх, Колюн! Не вспоминай, старик, не трави душу, друг ты мой меченый. Выпьем давай за дружбу... Тут опять станичник приезжал, - перешел он на шепот. - Нужно еще сто кубов. Документы в полном ажуре. Если эти кубики мы сварганим, считай, что полдома у нас в кармане. Отвесят они нам косуху.

- Много сто кубиков-то, - встревожился Николай Ильич. - Ведь это ж не воз ольхи, сколько я тебе твержу. Тарификация будет - и дурак заметит. Кончать надо с этим. Нету моей мочи.