Выстрел в спину

– Отвечу банально, – после затянувшейся паузы сказал Гуров. – Человек хороший порой бывает противоречив, и разобраться в нем трудно, а плохой – искусно лжив, и разобраться в нем еще труднее. Возьмем, к примеру, вас, – Лева еле сдержал улыбку, так по-мальчишески воинственно Шутин вздернул подбородок и расправил плечи. – Или не надо?

– Почему же? Очень даже интересно, – нараспев произнес Шутин.

– У вас погиб друг, и ваше желание помочь в розыске преступника было бы естественно, – начал спокойно рассуждать Гуров. – Однако вы не помогаете, а все время мешаете нам.

– Факты, факты, пожалуйста, – перебил Шутин.

– Вы молчите о ключе от квартиры Ветрова, который у вас имеется, молчите о рукописи, сданной вами в редакцию, и наконец, вы являетесь ночью на квартиру покойного, демонстративно оставляете там окурки сигарет, как бы заявляя нам – раз вы такие умные, вот вам еще один ребус, кроссворд.

– Я совсем не думал так, – сказал Шутин, запнулся, понял, что проговорился, и вновь воинственно напыжился. – Вам не понять. Да, да, это я был у Павла, вам не понять, зачем я приходил, и вообще… – он запутался и махнул рукой.

– Возможно. Однако, согласитесь, вы мешаете нам. Вы не замыкайтесь в гордом молчании, ответьте прямо – мешаете или нет?

– По-вашему, получается… – Шутин замялся и коротко закончил: – Мешаю. – Затем не удержался и добавил: – Не умышленно, конечно.

Гуров поднялся, обошел стол и положил перед Шутиным бумагу и ручку.

– Нам бы очень хотелось вас понять, Евгений Семенович. Не жалейте времени и бумаги, изложите как можно подробнее, зачем вы пришли на квартиру Ветрова и что там делали около часа.

Шутин хотел по привычке съязвить, сдержался, пожал лишь плечами, как бы говоря, ну что с вами, настырными, сделаешь, и стал писать.

Лева вынул из сейфа папку с документами и, делая вид, что читает их, углубился в размышления. Главное в этом человеке – уязвленное самолюбие, не дави на него, раскрывай его аккуратненько, шажок, еще полшага, затем еще чуть-чуть.

Шутин писал быстро и легко, думая о том, что сидевший напротив мальчик шустер и прямолинеен и ему никогда не постичь, что же на самом деле произошло.

Он писал неправду, понимая, что вновь смалодушничал. Не здесь, когда лгал, а тогда, с рукописью Павла Ветрова. Повесть, конечно, надо было переписать, а он лишь снял титульный лист: узнают стиль Ветрова – пойдет под его именем, не узнают – Шутин поставит свое. Отнес и испугался, поздно сообразив, что манера письма Ветрова широко известна, не разберутся в редакции – обнаружится подлог после выхода журнала. Еще хуже. Украсть не сумел по-умному, даже на это не гожусь, рассуждал он, расписываясь под своим объяснением.

– Пожалуйста, – Шутин протянул две красиво исписанные страницы.

Лева пробежал их мельком, спрятал в папку.

– Спасибо. Возможно, в прокуратуре…

– Понимаю, – перебил Шутин. – Меня будут официально допрашивать.

– Порядок, – Лева развел руками. – Еще одна просьба, раз уж разговор у нас пошел откровенный, напишите, у кого в вашей компании был пистолет.

Шутин хотел возмутиться, смешался, ничего не ответил и, сознавая, что каждой секундой своего молчания лишь подтверждает правомерность заданного вопроса, снова подвинул к себе бумагу…

Глава 9

Павел Ветров растер пальцами крем по подбородку, намочил кисточку под горячей струей и, обжигаясь, стал растирать крем, пока не превратился в деда-мороза с бородой и усами из мыльной пены. Брился он по старинке безопасной бритвой, подводя под свой консерватизм теорию собственного производства. Электробритвой нельзя порезаться, и человек становится излишне добродушным, жиреет и теряет бдительность. Кроме того, необходимо ежедневно заглядывать себе в глаза, а электробритвой можно бриться на ощупь. Глядя на себя в зеркало, понимаешь, как ты провел вчерашний день, сказав себе всякие слова, разозлишься, проснешься окончательно, тогда легче будет работать.